— Зачем же в воду?

— Против жары единственное спасение. Нет, хорошее время. Арбузы, помидоры, яблоки, мед поспевает. А у вас?

— Что у нас? — со вздохом сказал Корзухин. — У нас в августе ад. Комары в тундре, работа на заводе, дома жена скрипит, как ржавая дверь. А вечером уже темнеет, полярный день кончился, выйдешь, а вместо звезд над тобой северное сияние полыхает.

— Да ну?

— Серьезно. От ветра первым морозцем несет, рубашку раскроешь, во всем теле свежесть, а сам смотришь, как небо беснуется.

— И красиво?

— В августе не очень. А в ноябре, декабре такая красота, что и в книгах не опишешь. С запада на восток, понимаешь, в абсолютной полярной темноте идет сверкающая дорога через все небо и все движется, растет, уменьшается, выворачивается. А в ней золото, рубины, кровь, цинковые белила, ультрамарин, в общем, вся ювелирная и москательная лавки. Сколько раз, бывало, выйду в одних подштанниках на босой валенок и смотрю, смотрю, пока жена чуть с плачем не погонит спать.

— Позволь, а холод? Это же Арктика?

— Ну, что Арктика? Разве в такую минуту думаешь о холоде? Но только это и есть хорошего. Да и то, если сказать правду, бывает так, что северное сияние разливается, а ты идешь и ни разу носа вверх не поднимешь. Так попусту и тратятся электроны в небе.

— Мороз мешает?

— Нет, просто думаешь о другом. По работе что-нибудь занимает, увлечешься и забудешь о всех сияниях в мире.

— Нет, у нас определенно лучше.

— Какой разговор! Конечно, лучше.

2

— Пошли на речку, — сказал Полосухин, заходя в комнату к приятелям. — Наши девочки уже плещутся.

По дороге, чтобы заполнить пустое время, он рассказал очередной анекдот.

— Едет на ярмарку цыган из породы тех, что экономят на лошади. Телега у него прикрыта рогожей. Встречается ему мужичок. «Цыган, чего везешь?» — «Солому». — «Чего, чего?». — «Солому!». — «Да что ты шепотом говоришь?». — «Боюсь, лошадь услышит!»

Павлов рассеянно рассмеялся, думая о чем-то ином, а Корзухин поморщился.

— Твоему анекдоту вчера исполнилось сто лет, — сказал он. — Анекдот должен быть боевым, технически грамотным, идеологически выдержанным, он обязан бичевать отсталость, бескультурье, пережитки старого. А это что — беззубость! Таких цыган давно нет. Я знал одного цыгана, Тимофея Петровича Котельникова, он готовил диссертацию на степень кандидата математических наук. Потом я ухаживал за цыганкой Лидочкой Палей, она была ученым секретарем в институте. Что общего между ними и твоей голодной лошадью?

— Пожалуйста, получай технически оснащенный анекдот, — сказал несмутившийся Полосухин. — Был у нас на шахте директором некий Треплов, из всей техники угледобычи он знал только то, что план должен быть выполнен и перевыполнен. Приезжает управляющий трестом Даниэлян, ходит по шахте, а навстречу всякая дрянь — обломки, разбитые вагонетки. Даниэлян берет кусок угля с породой и сует его Треплову. «Какова теплотворная способность вашего угля?» — Треплов, не смутившись: «Восемь тысяч калорий, товарищ Даниэлян», — то есть называет самый хороший уголь. — «Каких калорий — больших или малых?» — кричит Даниэлян, озлившись.