— То-то они белки-то так под лоб по старой актерской памяти закатывают! А только и нахалки же!
— Да, уж они каждого посетителя облагают здесь данью. Хочешь или не хочешь, а что-нибудь дай. У мертвого выпросят. Впрочем, и то сказать: ведь и десятью сантимами остаются довольны, а это на наши деньги всего только три копейки, — закончил земляк.
— Поужинать-то все-таки после театра куда-нибудь пойдем? — спросил Николай Иванович земляка.
— Да некуда. Все будет заперто. Здесь, в Париже, в одиннадцать часов вечера уже все рестораны закрыты.
— Да неужели все?
— Есть два-три ресторана с ночной торговлей, но там по ночам берут за все двойную плату.
— Пустяки. Поедемте. Только бы поужинать да с хорошим земляком побеседовать. Столько времени русского человека в глаза не видал, да разве стану я какие-нибудь цены рассчитывать…
— Неловко вам в эти рестораны ночью с женою ехать.
— Отчего?
— Оттого что там исключительно только одни кокотки по ночам бывают. Туда после театров только с кокотками ездят.
— Николай Иванович, поедем туда! — воскликнула вдруг Глафира Семеновна. — Покажи мне, какие такие парижские кокотки.
— Да что ты, что ты, матушка! — махал руками Николай Иванович. — Разве это можно?
— Отчего же? Ну кто нас здесь, в Париже, знает? Решительно никто не знает.
— Но ведь и тебя самое могут за кокотку принять.
— А пускай принимают. Что ж из этого? Ведь я буду с мужем, с тобой.
— Что ты говоришь! Боже мой, что ты говоришь!
— Пойдем, Николай Иванович. С мужем жена может где угодно быть.
— Но ведь тебя какой-нибудь пьяный может схватить, обнять, поцеловать. Я не стерплю — и выйдет скандал, драка… Нет, нет…
— Неловко вам туда, сударыня, ехать, положительно неловко, — сказал земляк.
— Экие вы, господа, какие! Ничего настоящего парижского я не увижу. Ведь этими самыми кокотками Париж-то и славится, — пробормотала Глафира Семеновна.
— Полно, полно… Не мели вздору, — строго заметил ей Николай Иванович и опять обратился к земляку: — Но ведь есть же здесь и семейные люди… Где ж они ужинают?
— В большинстве случаев здесь совсем не ужинают. Поздний обед — чуть не в восемь часов вечера, так какой же ужин! Но ежели семейные люди хотят по ночам есть, то они ранее покупают себе что-нибудь из холодных закусок и едят дома.
— Эх, жалко, что мы не можем с вами поужинать! — досадливо пробормотал Николай Иванович.
— Тогда завтра можем пообедать, — отвечал земляк. — Вы завтра будете на выставке? Вот назначим там какой-нибудь пункт и встретимся.
— Надоела уж выставка-то. Завтра мы думаем пошататься по магазинам. Она вон хочет себе что-нибудь в магазине «Де Лувр» купить.
— И отлично. И я там буду. Вот там и встретимся. В котором часу?
— Часов в одиннадцать.
— Верно уж, будете шелковые материи для жены покупать? Так спросите шелковое отделение во втором этаже и будьте там.
В это время в фойе раздался звонок, возвещающий, что сейчас поднимут занавес.
— Звонят. Сейчас начнется акт. Пойдемте на места… — сказал земляк, пробираясь из фойе в коридор, и, раскланявшись с супругами, сказал: — Так завтра в магазине «Де Лувр»? До свидания.
Наши герои также направились в театральную залу.
Русский напиток спирт
Еще и одиннадцати часов не было, а спектакль в театре «Эдем» кончился. |