— Погоди радоваться-то. Может быть, и разбойник. Да нечего торжествовать, что и ушел. Очень может быть, что он влез к нам, чтоб высмотреть хорошенько нас и купе, а уже на следующей станции влезет к нам с другими разбойниками, — заметила Глафира Семеновна.

— Что ты, что ты, Глаша! Типун бы тебе на язык! — испуганно проговорил Николай Иванович и перекрестился.

А поезд так и мчался во мгле непроглядной ночи.

Франсе и Рюсс — ами

Невзирая, однако, на тревожное состояние Николая Ивановича и Глафиры Семеновны, сон сделал свое дело, и они задремали на несколько времени, хотя и дали себе слово не спать. Первой проснулась Глафира Семеновна и даже испугалась, что спала. Она проснулась от остановки поезда на станции. Стучали молотками, пробуя колеса, перекликались рабочие, и уж перекликались на французском языке, как показалось Глафире Семеновне. Она открыла окно и стала прислушиваться — да, французский язык. Немецкого говора не слыхать, он исчез; исчезли откормленные, лоснящиеся физиономии немецких железнодорожных служащих, исчезли немецкие фуражки и заменились французскими кепи, появились французские бородки на тощих лицах, и на станционном здании красовались уже французские надписи. Первым, что бросилось Глафире Семеновне в глаза, была надпись: «Buvette».

— Николай Иваныч, французский язык! Приехали, во французскую землю приехали! — радостно бросилась она к мужу.

Николай Иванович спал, прислонившись к уголку и держа руку на револьвере, который лежал у него на коленях. Жене нужно было потрясти его за плечо, чтобы он проснулся. Он открыл глаза, быстро вскочил на ноги и, уронив на пол револьвер, испуганно спрашивал:

— Опять разбойник? Где он?

— Какой разбойник! Мы приехали во Францию. Французский язык… Может быть, это уж даже Париж.

— Не может быть! Тогда надо спросить. Что же ты! Спрашивай… Хвастайся французским языком.

Глафира Семеновна высунулась из окна и крикнула проходившей французской бородке:

— Месье… Кель статион? Пари? Иси Пари?

— Oh, non, madame. Paris est encore loin. A Paris nous serons le matin, — послышался учтивый ответ.

— Что он говорит? — осведомился Николай Иванович.

— Нет, нет, не Париж. В Париж мы приедем еще утром.

— Однако ты все понимаешь.

— Еще бы! По-французски я сколько угодно. У нас в пансионе француженка была настоящая, — похвасталась Глафира Семеновна. — Вот написано — пур ля дам, вон — пур ле месье… Вон — бювет. Тут можно выпить желающим.

— Так я, Глаша, с удовольствием бы выпил. Спроси, сколько минут стоим.

— Нет, нет. А на кого ты меня оставишь? Я боюсь. А вдруг опять разбойник?

— Да разбойник, должно быть, в немецкой земле остался. Неужели же его через границу пропустили? Наконец, ты можешь со мной вместе выйти.

— Кондюктер! — опять закричала Глафира Семеновна. — Комбьен минют иси?

— Seulement deux minutes à présent, madame. Il vous reste deux minutes.

— Me ну вулон буар…

— Да, буар… Буар вен руж, а то так бир, — прибавил Николай Иванович и тут же похвастался перед женой: — Все хмельные слова я отлично знаю.

Кондуктор протянул руку и сказал:

— Vous voulez prendre du vin rouge? Donnez Moi de l’argent, monsieur. Je vous apporterai tout de suite.

— Что он говорит, Глаша?

— Сам принести хочет нам вина.