|
Была раньше такая дисциплина в начальной школе. Он приходил на урок расфранченный, в наглаженных брюках, с набриолиненными черными волосами и был похож на цыгана. У него были лаковые туфли на высоких каблуках. Возможно, ему не хватало роста. Хотя, по мне, так он был высоким. Но я был ребенком… В нашем пролетарском городке мужчины каблуков не носили. Увидав его в первый раз, все дети стали смеяться. Сапожков поднял штанину, задрал ногу и, взглянув на каблук, спросил: он оторвался? – Бирюков размешал сахар и отхлебнул из стакана. – Опереточных артистов всегда можно было заметить. Женщины носили яркие шляпки, модные шарфы и сильно красились. Что касается мужчин, они часто надевали на себя женские предметы одежды. По крайней мере, так мне казалось. Например, шейный платок, вязаную кофту или длинное, до пола, пальто. Они были нищими, но им хотелось выглядеть преуспевающими людьми из высшего общества. А как они говорили! Хорошо поставленными громкими голосами. Все равно где: на рынке, в бане, на автобусной остановке. Иногда мне казалось, что им неуютно в нашем затрапезном сереньком городе. Это были особые люди-павлины.
– Кажется, вы не артист? – предположила Дайнека. Бирюков очертил рукой небольшую дугу: – Многие из присутствующих здесь – не артисты. Среди них, между прочим, немало хороших людей. Рабочие сцены, сценографы, костюмеры… – Вы так сказали, словно артисты хорошими людьми не бывают, – недоверчиво проговорила она. – Точнее не скажешь. – Это нехорошо… – Что? – Нехорошо так думать о людях. – Мы говорим об артистах, – Виталий Самойлович снял очки и протер их салфеткой. – Впрочем, спорить не будем. Лучше расскажите мне, как все случилось. – Я не понимаю… – Не вы ли ехали в той машине? – Вы про Безрукова? – догадалась Дайнека. – Я мало что помню. – Странная история, – заметил Бирюков и снова надел очки. – В тот вечер вообще все было странным. Я так и знал: что-то должно случиться. – В самом деле? – Часов в восемь в гостиной погас свет. Я еще подумал: это специально, чтобы мы пораньше разошлись по своим комнатам. – Вы были в гостиной? – Да. Я не ухожу в свою комнату раньше одиннадцати. – Бессонница? – Проблемы со сном. Здесь невозможно спать. Да что там спать… Жить невозможно. – Почему? – Я слышу гул. Дайнека с подозрением взглянула на него. – Гул? Может быть, шум в ушах? Такое бывает. – Я в своем уме. Не считайте меня идиотом. – Не считаю. – Вы знаете, кому принадлежал этот дворец? – Графу Измайлову. – Слышали о нем что-нибудь? – Татьяна Ивановна рассказала мне историю рода Измайловых. – Граф Александр Петрович, последний владелец дворца, был человеком порочным. Его жена – прелестной набожной женщиной, происходившей из царственного семейства Романовых. Их супружеский союз называли союзом порока и добродетели. – К чему это вы? – К тому, что порока было больше, чем добродетели. Здесь пахнет смертью. – Какое отношение эта история имеет к вашей бессоннице? – спросила Дайнека. Бирюков взглянул на нее так, как будто она заслоняла собой то, что он хотел разглядеть. – Я просто боюсь. Во сне живые очень интересны для мертвых. Здесь многие умирают во сне. Дайнека встала из-за стола: – Простите, мне нужно работать. |
