Этого не могло быть. Она уже сполна за все заплатила. Когда погибли ее родители, Джил отправили в Колумбус к тетке — пожилой вдове, собственные дети которой давно выросли и обзавелись своими семьями. Тетя Маделайн была отчужденной, сдержанной и, с точки зрения ребенка, недоброй. В детстве Джил страдала от одиночества. Настоящих друзей у нее не было; балет стал ее убежищем, ее жизнью. В семнадцать лет она поехала в Нью-Йорк, чтобы стать танцовщицей, и ни разу не оглянулась назад.

 Появление в ее жизни Хэла заставило Джил осознать, какой она была одинокой.

 Хэл внезапно откашлялся, словно собирался произнести заготовленную речь. Джил снова повернула голову, и на этот раз ее охватило острое беспокойство.

 — В чем дело? У тебя в семье кто-то заболел? — Она через силу улыбнулась. — О Боже, только не говори, что Гаррельсон отверг твою работу!

 Хэл неутомимо показывал повсюду свои работы в надежде, что какая-нибудь галерея устроит ему выставку. И именно этот дилер из Сохо выказал большой энтузиазм во время их первой встречи.

 — Никто не заболел. Гаррельсон еще мне не звонил. Джил, я много думал. О том, что мы обсуждали на прошлой неделе.

 На этот раз он быстро взглянул на нее. Его янтарные глаза выражали муку. И выдержать ее взгляд Хэл не смог.

 Джил стиснула руль, с усилием сосредоточившись на дороге. Она пыталась вспомнить, что они обсуждали на прошлой неделе, но безуспешно — ее каштановая челка лезла в глаза, лоб покрылся потом. Биение пульса в ушах мешало слушать и думать. Ей не понравился этот его тон. Она припомнила только один вопрос, который они обсуждали, но не имеет же он в виду свое брачное предложение!

 — Я не совсем уверена, что помню, о чем мы говорили. Только то, что ты сделал мне предложение и я приняла его.

 Джил улыбнулась ему, но долго эта улыбка не продержалась.

 Хэл с угрюмым видом откинулся на сиденье.

 — Я передумал.

 Джил попыталась сохранить спокойствие, но сердце ее неистово застучало. Она осторожно сбавила скорость, поглядывая в зеркало заднего вида, и начала быстро выбираться из левого ряда. По пятам за ней следовал красный седан. Этого не может быть.

 — Передумал? — Шокированная, Джил подумала, что не так поняла его. — Ты ведь не о нашем браке говоришь? — Улыбка у нее получилась вымученная.

 — Дело не в тебе, — каким-то жалким голосом пробормотал Хэл. — Мои чувства к тебе не изменились.

 О Боже! Значит, он говорит об их браке. Джил по-прежнему не верила своим ушам, разум отказывался воспринимать сказанное Хэлом. Она уставилась на него.

 — Не понимаю. Ты любишь меня. Я люблю тебя. Это же так просто.

 Хэл был явно смущен и избегал смотреть ей в глаза.

 — Мои чувства к тебе не изменились. Но я все думаю…

 — Что?! — Возглас Джил прозвучал резко, хлестко. Этого не может быть!

 «Но, с другой стороны, разве я не ожидала этого? Потому что наша любовь была слишком хороша, чтобы быть правдой».

 Хэл посмотрел на нее.

 — Я не хочу всю жизнь прожить в Нью-Йорке. Я скучаю по своим родным, по Лондону. Мне недостает летнего дома в Йоркшире.

 Джил оторопела. Сжимавшие руль ладони вспотели. Белая футболка прилипла к спине.

 — Да кто говорил, что мы будем вечно жить в Нью-Йорке? — хрипло спросила она, пытаясь сосредоточиться на дороге, но ничего не видя. Сердце билось так, что заглушало все другие звуки.

 — Если шоу окажется успешным, оно может годами идти на Бродвее.