– Быть в его объятиях, – громко продолжила девочка. – Я умираю от наслаждения, когда он обнимает меня.

– Ты умрешь, если не прекратишь, – предупредил Джейми. – Где ты научилась всему этому? Нет, не говори. Но если тебя не волную я, побереги нежные ушки своей сестры. Ты шокируешь ее.

Выглянув из-за широких плеч брата, Джоби увидела, что красавица сестра едва сдерживает смех. Их обеих вполне устраивало то, что все считали Беренгарию невинной, как ангел. Правда же заключалась в том, что Джоби ничего не скрывала от своей сестры и подробно рассказывала ей о своих эскападах.

– Уходите! – приказал Джейми всем, кто находился в зале. – Спектакль окончен. Вы достаточно посмеялись надо мной. Скажи мне, сестричка, как ты всех развлекала, когда меня здесь не было и ты не могла делать из меня посмешище?

Джоби, которая никогда не лезла за словом в карман, ответила:

– Наша жизнь была мрачной. Имея лишь отца и Эдварда… – Она замолчала и прижала руку ко рту.

На мгновение в старом неуютном зале воцарилась тишина: все вдруг сразу вспомнили, что только два дня назад они присутствовали на двойных похоронах. Официально домочадцы находились в трауре по главе и старшему сыну этой ветви Монтгомери. Но Эдвард никогда не разделял с семьей ее простые радости, а отец практически отсутствовал, запершись в своей комнате на верхнем этаже башни. Трудно скорбеть по тем, кого редко видел, а в случае с Эдвардом – по тем, по ком никогда не скучал.

– Да, – спокойно проговорил Джейми. – Полагаю, настало время вспомнить, зачем мы собрались. – Обойдя стол, он взял Беренгарию за руку и вывел из зала. – Почему никто мне не сказал? – спросил он, когда они оказались в комнате Беренгарии.

Приблизившись к окну с обвалившимся подоконником, Джейми без особых усилий отломил кусок камня от стены. Вода. Несколько лет назад были проданы все свинцовые желоба, и с тех пор вода хлестала прямо в камень стен.

Джейми повернулся и посмотрел на сестру, сидевшую в кресле, место которому было в крестьянской хижине, а не в том, что некогда являлось великолепным замком.

Беренгария собралась было придумать какое-то оправдание, но неожиданно для себя сказала правду:

– Гордость. Та самая великая гордость Монтгомери, будь она проклята. – Замолчав, она улыбнулась. – Та самая гордость, которая сейчас вызывает спазм в твоем желудке и от которой твой лоб покрывается испариной. Скажи, ты вертишь в руках отцовский кинжал?

Джейми не сразу сообразил, что она имеет в виду, но потом заметил, что держит в руках красивый кинжал с позолоченной рукояткой, который отец подарил ему много лет назад. Давным-давно украшавшие его драгоценные камни были проданы и заменены на цветные стекляшки, однако позолота сохранилась и ярко блестела, когда на нее падали лучи солнца.

Он грустно усмехнулся:

– Я и забыл, насколько хорошо ты знаешь меня. – Он расположился на подушке у ее ног и, положив голову ей на колени, закрыл глаза. Беренгария нежно перебирала его волосы. – Никогда не встречал женщину, способную сравниться с тобой по красоте.

– Разве не глупо с твоей стороны говорить, что мы близнецы?

Он поцеловал ее руку.

– Я стар, уродлив и весь в шрамах, а ты не тронута временем.

– Не тронута, именно так, – пошутила Беренгария, намекая на свою девственность.

Но Джейми не улыбнулся. Он поднял руку и помахал ею перед лицом девушки.

– Бесполезно, – проговорила та и ухватила его за руку. – Я ничего не увижу, даже если зажечь лучину у меня перед глазами. Я слепа, а какому мужчине нужна слепая жена? От меня нет никакой пользы, лучше бы я умерла при рождении.