— Дьявол, изумруды мои!

Граф отрицательно покачал головой и повернулся к Арабелле:

— Напрасно ты не осталась на балу — там тебе было бы безопаснее.

Жервез бешеными глазами смотрел на графа. Как же все просто — его внимание полностью поглощено женой, и этот глупец безоружен. Жервез в мгновение ока выхватил пистолет и направил его на графа:

— Вы сейчас же отдадите мне изумруды, милорд.

К величайшему изумлению Арабеллы, граф едва взглянул в сторону Жервеза. Лицо его приняло скучающее выражение.

— Как вам угодно, monsieur, — спокойно промолвил он. — Они ничего не стоят.

— Я вам не верю. Почему при вас нет оружия? Вы что-то замышляете, я знаю. Признавайтесь, что?

Граф пожал плечами и швырнул колье Жервезу. Не проронив ни слова, он смотрел, как Жервез засовывает изумруды в карман сюртука. Покончив с этим, француз снова наставил на него пистолет.

— Знаете, милорд, — спокойно произнес он, — я бы давно уже взял изумруды из тайника. Но нет, вы постоянно старались мне в этом помешать — выдумали зачем-то, что доски в полу расшатались, и стали запирать дверь спальни. И Арабелла — она тоже постоянно путалась у меня под ногами. Вы заставили меня идти окольными путями к моей цели. Старуха Жозетта тоже скорее мешала, чем помогала мне. Все эти ее высокопарные речи о совести и долге только раздражали меня. Впрочем, я сожалею о ее смерти. Сейчас это уже не имеет значения, но я все-таки вам скажу, как было дело: в ту ночь я искал ее, чтобы поговорить с ней, но она испугалась чего-то, так сильно испугалась, что бросилась бежать прочь от меня по коридору, споткнулась и упала с лестницы. А что касается обвала в старом аббатстве, то я вовсе не желал вам смерти, Арабелла, просто мне нужно было очистить Эвишем-Эбби от присутствия его вездесущей светлости. Теперь дело приобрело опасный оборот, но будьте уверены, милорд, я выкручусь. Я знаю, что вы ни за что не встретили бы меня безоружным, если бы за дверью меня не поджидала целая армия вооруженной черни. Это так, милорд?

— Возможно. Попробуйте выйти — тогда и узнаете.

Жервез помолчал, затем задумчиво произнес:

— Видите ли, милорд, вы никогда мне не нравились. Вы так горды и высокомерны — прямо как покойный граф, этот старый стервятник. Конечно, пока он был жив, я не мог и носа сюда показать. Томас де Трекасси уговаривал меня терпеливо ждать своего часа. И вот этот час настал.

— Нет, Жервез, нет! Это неправда! Неужели ты вор? Что ты украл у Джастина?

Все трое оторопело уставились на Элсбет, которая стояла посреди комнаты тяжело дыша, — она только что бежала вверх по ступенькам.

— Жервез, остановись! Ты ведь любишь меня, правда? Ну, во всяком случае, как свою кузину, ты же сам сказал. Не делай этого! Я не переживу, если ты станешь убийцей.

Жервез первым оправился от шока, вызванного ее появлением. Он посмотрел на Элсбет с холодным безразличием, как на незнакомку:

— Элсбет, тебе не стоило сюда приходить. Я уже собираюсь покинуть этот гостеприимный кров. Я ничего не украл — я просто забрал свое.

— Ты появился здесь только затем, чтобы соблазнить меня? Это твоя месть семье Девериллов?

— Нет, моя дорогая, — возразил он, и голос его был странно нежен, — я приехал сюда, чтобы забрать фамильные изумруды де Трекасси. А ты сама упала мне в руки, словно спелая слива. Я всегда обожал невинных девственниц, Элсбет, — мне нравился их восторг, их испуг, их жалкие всхлипывания и стоны.