— А дальше, что было дальше? — проухал совенок постарше. — Птенец стал угленосом, как Гранк?

— А Сорен тоже угленос, да? — снова пропищал самый маленький совенок.

И снова Нирок вздрогнул от неожиданности. «Сорен — угленос?! Мой дядя угленос?»

— Теперь расскажи, как Хуул нашел Уголь Хуула! — потребовали сразу двое совят.

— Это долгая история, уже поздно, — запротестовала мать.

— Ну, мамочка, ну, пожалуйста! — запищали птенцы, и Нирок крепко стиснул клюв, чтобы не присоединиться к их просьбам.

За время жизни в Темном лесу он успел узнать, что маленькие совята никогда подолгу не думают об одном и том же, поэтому завтра они могут попросить рассказать им совсем другую сказку. Тогда Нироку придется ждать целую вечность, прежде чем мама-сипуха вспомнит об Угле Хуула. Но Нироку нужно было во что бы то ни стало узнать эту легенду.

Он чувствовал, что история об Угле Хуула имеет какое-то отношение к его собственной жизни, вот только какое? К сожалению, в эту ночь ему снова не повезло. Время сказок закончилось, и мама-сипуха пожелала птенцам спокойного сна. Что ж, значит, ему придется остаться в этом пне еще на один день, чтобы услышать продолжение легенды.

Нирок устало закрыл глаза и приготовился уснуть. Серая рассветная мгла уже начала просачиваться сквозь трещины пня.

«Уголь Хуула был спрятан в давние-стародавние времена, и спрятал его угленос по имени Гранк. Но Сорен-то и сейчас живет на свете, значит, угленосы есть и в наши дни, — сонно подумал Нирок. — Когда-нибудь я отправлюсь на Великое Древо, разыщу своего дядю Сорена и тоже стану носить в клюве угли…»

«Никогда ты им не станешь!» — громко крикнул чей-то голос в его голове.

Нирок испуганно открыл глаза и увидел серую тень, скрывшую лучи просыпающегося солнца. Рассветный ветерок всколыхнул клочья тумана, они расплелись длинными сизыми нитями, а потом снова соткались воедино.

Желудок у Нирока превратился в кусок льда, когда тень стала принимать уже знакомые очертания металлической маски. Сначала появился хищно изогнутый клюв, потом — пустые провалы глазниц. В тот миг, когда солнце показалось над горизонтом, и рассвет кровавым желтком растекся по небу, маска засияла огненно-красным, свирепым светом. Металлический клюв зашевелился, цедя жестокие слова:

«Не станешь!»

Никогда в жизни Нирок не испытывал такого ужаса. Он словно оцепенел, чувствуя, как земля уходит из-под его лап.

Внезапно небо над его головой раскололось грохотом, и молния озарила лес. В следующий миг послышался страшный треск, и Нирок услышал отчаянный совиный крик, доносившийся с того самого дерева, где мама-сипуха совсем недавно рассказывала своим птенцам легенду о пришествии Хуула.

Лес наполнился хлопаньем крыльев, это перепуганные птицы спешили покинуть опасное место. Даже пень, в котором устроился Нирок, казалось, пришел в движение. Крысы, змеи, белки, мыши и насекомые в панике мчались прочь в поисках спасения. Повсюду слышался оглушительный треск и шипение пожираемой огнем сухой древесины. Лес заполыхал. И только Нирок оставался неподвижен посреди всей этой паники.

Едва увидев огонь, он замер, словно загипнотизированный и уже не отрывал глаз от танцующих языков пламени.

Странные тени колыхались в огне. Уже знакомые Нироку четырехлапые существа выскочили из густого тумана, клубившегося в самом его сердце. Они прыгали в дыму и пламени, и глаза их горели неистовым зеленым светом.

Температура стремительно нарастала, но Нирок не чувствовал жара. С ним случилось самое страшное, что бывает с молодыми неопытными угленосами, очарованными жуткой красотой пламени. Старики называют такое состояние огненным ослеплением.