Только отходы, загрязнявшие некогда безупречно чистые каналы, а также осыпающаяся штукатурка нескольких мостов указывали на упадок великого Ланти-Юма. Но было сомнительно, чтобы герцог Повон хоть раз задумался над подобными неприятными проблемами. Вряд ли он вообще был способен задуматься над чем бы то ни было, всецело поглощенный собственной персоной. Именно поэтому морщина озабоченности, омрачившая чело правителя в этот момент, вызвала изрядное удивление Бескота Кор-Малифона. Проследив за герцогским взглядом, он увидел груду обгорелых камней, головешек и искореженного металла. «Великолепная» достигла места слияния Сандивелла и Лурейского канала, а покрытые сажей руины — это было все, что осталось от дворца Фал-Грижни. Они пролежали нетронутыми семнадцать лет. Предполагалось, что кости герцогских гвардейцев, погибших в том чудовищном пожаре, погребены под обломками. Но никто достоверно не знал этого, потому что не предпринималось попыток их оттуда извлечь. Если там лежат кости гвардейцев, то, возможно, покоится и прах самого Террза Фал-Грижни, который погиб вместе со своими врагами. И конечно же дух величайшего из когда-либо живших ученых-магов из числа Избранных витает где-то неподалеку от его бренных останков. Даже родные погибших гвардейцев не осмелились потревожить прах Террза Фал-Грижни. Более того: городские воришки и те не касались этого места, а ведь наверняка могли бы поживиться здесь остатками серебра, некогда украшавшего дворцовый купол.
Повон зябко поежился и повернулся спиной к руинам. «Великолепная» пронеслась мимо и, сделав некрутой вираж, вошла в Лурейский канал. Она мчалась мимо парков и дворцов, мимо модного променада Прендивет, который постепенно становился прибежищем всевозрастающего сообщества карманных воришек; мимо Скорвильских фонтанов, прозванных в народе «Скорбильскими», из-за большого числа нищих, собравшихся возле них. Повон огорченно покачал головой: давно пора издать эдикт, запрещающий попрошайничество возле Скорвильских фонтанов и вообще на берегах Лурейса. Присутствие убогих портило прекрасный район.
«Великолепная» бросила якорь возле громадного герцогского дворца. Одна из лодок отвезла герцога и его гостей к золоченой пристани. Повон огляделся. Лурейс казался тихим и спокойным. Разгневанные подданные не решатся последовать за ним так далеко, по крайней мере, сегодня. Его глаза с расширенными зрачками победно светились. Но восторженное настроение герцога омрачила весть о смерти одного из приговоренных к казни преступников, чьи жизненные силы служили источником энергии для венеризы.
— Найдите ему замену, — резко бросил герцог и принял еще две порции амброзии Сни, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Раздражение улеглось, и окружающий мир отступил. Розоватый туман смягчил панораму города, нежный аромат заглушил летнее зловоние, источаемое загаженными каналами. По всему телу его разлилась сладкая истома, каждая жилочка затрепетала от удовольствия. Повон замер, чтобы полнее насладиться этим ощущением. Сквозь розовую пелену, застилавшую взор, он заметил, что его сподвижники следят за ним: кто с любопытством, кто с презрением, а кто и озабоченно.
— Осторожнее со снадобьем, ваша милость, — предупредил его Бескот. — Это, несомненно, великолепное изобретение, однако оно может взять власть над человеком. Совсем как женщина: лучшего раба не пожелать, но дай ей волю — и она тиран, каких не сыщешь.
— Да оставьте вы свои глупости, безмозглый разодетый попугай! — раздраженно воскликнула Нуксия.
Повон хихикнул:
— Моя нареченная права, Бескот. Ты возводишь напраслину на снадобье. Я не собираюсь выслушивать поклепы, а посему покиньте меня. Все покиньте меня.
Он повернулся и неверным шагом направился к дворцу. Бескот и Снивер готовы были повиноваться, но кельдаму Нуксию оказалось не так-то легко обескуражить. |