— Но почему? Он же совсем близко. Прекрасная возможность!

— Ах, как порывиста юность! Послушай меня, Джоски, и хорошенько запомни. Действительно, жертва наша в пределах досягаемости, и не исключено, что меткий выстрел сразит ее наповал. Однако этот план отнюдь не лишен недостатков. Прежде всего, герцога окружает свита, причем окружает достаточно тесно. Высокая величественная дама сбоку едва ли не полностью скрывает его от нас, хотя мы находимся много выше.

— И что с того? Все равно можно в него попасть. Клянусь тебе.

— Не забывай: он движется. Посмотри, как быстро шагает к платформе. Что-то уж слишком он энергичен, даже, пожалуй, взвинчен. Сразу видно, что осознает опасность, потому и нервничает. А раз он настороже, то не такая уж и легкая мишень.

— Но разве нам нужны легкие мишени? Скажи?

— Наконец сейчас его милость в центре всеобщего внимания.

— Как это?

— Все смотрят на него, и убери мы его сейчас, место, с которого стреляли, будет мгновенно вычислено, нам не дадут беспрепятственно исчезнуть.

— Мне плевать! Лично я не боюсь! За дело, ваша светлость!

— Девочка моя, — улыбнулся Вурм-Диднис и укоризненно покачал головой. — Твое мужество и сила духа восхитительны, однако не помешала бы и толика мудрости. Послушай своего отца. Неоправданный риск никого еще не доводил до добра. Знаю, тебе трудно в это поверить, но когда ты станешь старше, поймешь, что известная доля осторожности изрядно продлит срок твоей жизни.

— Осторожности! Тоже мне добродетель! А как же слава, отец? Как же известность?

— Чтобы сполна ими насладиться, неплохо бы для начала остаться в живых. Взгляни вниз, моя принцесса. Гвардейцы помогают его милости герцогу сойти с причала Вежни на плавучую платформу. Через пару секунд герцог поднимется на трон и с него обратится с речью к народу, дав тем самым сигнал к началу торжественного парада. Зазвучит музыка, придут в движение суда, и на них переключится всеобщее внимание. Вот тогда герцог и станет великолепной мишенью для единственного отпущенного нам выстрела. Более того: когда возникнет переполох, в смятении никто толком не поймет, откуда произведен выстрел, и мы спокойно удалимся. Ну скажи мне, разве не стоят эти оводы нескольких минут ожидания?

— Может, и стоят, — согласилась Джоски. Но никак не усидеть на месте, ваша светлость.

— Уже недолго ждать, девочка. Совсем недолго.

Там, внизу, лантийцы, все, как один, повернули головы туда, где поднимался к своему трону герцог Повон. Предвкушая обращение правителя, все притихли, даже торговцы прекратили зазывать народ, музыканты петь, нищие клянчить милостыню. Тишина, опустившаяся на лагуну Парниса, нарушалась разве что криками неугомонных птиц. Это была не более чем дань традиции, поскольку все знали, что большинство столпившейся на берегу публики не услышит ни слова из речи герцога. Каким бы Повон ни был опытным оратором, он не мог рассчитывать на то, что его голос донесется до самой дальней оконечности лагуны. Речь его будет услышана лишь стоящими поблизости — друзьями, родными, гвардейцами, бархатно-парчовыми аристократами, вальяжно расположившимися в тени навеса, и группкой чуть менее высокородной знати, устроившейся справа от него. Услышат его также те, кто облюбовал местечко у окон и на крышах немногочисленных ближайших зданий, в том числе парочка на башне Вежни. Впрочем, сколь бы символична ни была оказанная герцогу любезность, сам факт ее обнадеживал, поскольку говорил о том, что народ по-прежнему чтит своего правителя. А значит, его милости пока удается скрыть от сограждан истинную причину их экономических и общественных невзгод.