– Раз узнала, выкладывай!

– Ну, так вот! Никакая она не королева!

– Как?

– А так…Королева, но красоты. Владлен Петрович ее оказывается на конкурсе «мисс Африка» присмотрел. А закончила она университет Патриса Лумумбы, поэтому так хорошо шпрехает по русски. Он ее в ресторане подцепил. И пили они шампанское из этого ведерка. Поэтому она с ним так носится. Память оно, об их знакомстве.

– А счета и суммы на ведерке?

Настя замялась. Ей видно было неприятно сознаваться в собственной ошибке, поэтому она начала издалека:

– Вадька говорит, что принцесса Цеце ревнивая, как кобра, везде свой нос сует. Проверяет, куда он звонил, кому. В общем достала она его. Он от нее спасается якобы на рыбалке. Бросит все, и на пару дней скроется с концами. А на дне ведерка записал, телефонные номера знакомых дам, попробуй, догадайся, где их искать надо. И звонит им не с мобильника, а с обычного телефонного аппарата, чтобы следов не осталось. Но прокол у него вышел, какая то краля доглядела, что она не одна, а их четыре, и решила ему свинью подложить, позвонила нашей королевне и навела ее на след. Поэтому она и ныряла на дно озера.

– А буквы что обозначают? ДУБ – например?

– ФИО. Фамилия имя отчество. ДУБ – Дуракова Ульяна Борисовна. Я вот что думаю, – стала она развивать дальше мысль, – там где пять цифр, это местный наш номер. Где шесть, там областной. А там где семь, это московские телефонные номера, а где десять, это номера мобильных телефонов.

– А КЭШ Банк?

– В КЭШ Банке наверно очередная краля и работает!

Наконец-то эта непонятная запись из цифр и букв на дне ведерка обрела логическую завершенность. Данила чертыхнулся:

– А я книжку Нострадамуса с настоящими телефонными номерами забыл в своей комнате на третьем этаже. Я ее вместе с постелью взял сюда. Зачем дурак брал, и пусть бы она у бабки лежала. Представляете, положил ее в ящик и забыл. Теперь и не проверишь, права ты или нет. У меня тоже плохая память, я ни одного номера не запомнил.

– Может быть вернемся обратно? – предложил я.

– Я туда больше ни ногой! – заявил Данила.

– И я тоже! – поддержала его Настя.

– Ну почему же, сходи, – подковырнул я ее, – у них еще две целых машины остались.

Возвращались мы берегом озера. Домой к Даниле прошли с огорода, подальше от любопытных глаз. Его бабушка одиноко сидела на лавочке, подставив лицо солнцу. Когда она увидела нас крадущихся меж кустов картошки с узлом и с виноватыми лицами, из глаз у нее выкатились сверкнувшие на солнце две жемчужины. Старая, все поняла. Блудный внук, возвращался домой.

– Есть будешь, Данилушка?

– Я людей пригласил! – показал мой дружок на меня и Настю. – Будем!

Никогда еще мне макаронный суп с фрикадельками не казался таким вкусным. За обедом выяснилась еще одна любопытная деталь. Бабка оказывается, знала, что управляющий банка никакой Даниле не отец, но была не против его усыновления. Тяжело одной растить прожорливого троглодита.

– А я, – заявила Настя, – как только узнала, что он тебе никто, машину им в отместку разбила.

Мы с Данилой переглянулись. Ну, чего врать? Узнала она об этом от Данилы, уже после того, как врезалась в дерево.

Сегодня мы с ним были великодушны. Не стали ее ловить на такой мелочи, пусть потешит самолюбие, и собственную оплошность представит как акт возмездия. А потрясенный последними событиями Данила до конца дня не выходил на улицу. Его обычный резкий тон сменился на ласково-жалеючий. Только и слышалось: бабуля, тебе помочь; бабуля, ты отдохни; бабуля, я сам.