— Чудесный день. Солнечно, но не жарко. Не прогуляетесь ли со мною в саду, мсье Пушкин? — спросила она по-французски.

Александр поднялся. На его лице выразилась досада. Менее всего он хотел выслушивать нотации ревнивой метрессы.

— Итак, друг мой, вы считаете, что Адель — готовый идол для поклонения?

Спутники шли по дорожке, обсаженной кустами белых роз.

— Вы же знаете, мадам, что мое обожание всегда невинно.

— Ах вы, ветреник! — Аглая погрозила гостю пальцем. — А давно ли вот у этой скамейки вы уверяли меня в вечной любви?

— Вечная любовь живет три недели.

Аглая всплеснула руками.

— Что за мода пошла у молодых людей покорять дам цинизмом?

Пушкин не мог понять, смеется она или всерьез взялась за упреки.

— Помилуй бог, сударыня! Мы добрые друзья. Скука, ревнивый муж, удобный случай — вот наши права на близость. Мы отлично провели время.

— И с такими понятиями вы осаждаете мое дитя? — Был ли ее гнев шуткой?

Пушкин вздохнул глубоко и горестно, всем видом показывая, сколь нелепым ему кажется разговор.

— У вас дочь, у меня младший брат. Их время любить. Наше — злословить.

Госпожа Давыдова вспыхнула. Никогда в жизни она не слышала ничего оскорбительнее. И от кого? От мальчишки, которого из милости приютили в ее доме! Больше не удостоив спутника ни словом, Аглая повернулась и пошла прочь. Ее грациозная фигура несколько раз мелькнула за кустами.

В это время Пушкина позвали из окна кабинета хозяина.

— Александр, иди сюда! У нас спор!

На втором этаже в диванной, примыкавшей к комнатам Василия Львовича, собралась компания гостей, среди которых был добрейший генерал Раевский с двумя сыновьями и зятем Мишелем Орловым. Он внимательно взирал на молодежь и мучился подозрениями, не состоят ли некоторые из этих господ в заговоре. В означенный день конспираторы сговорились сбить старика с толку. Орлов предложил вопрос: насколько было бы полезно учредить в России общество на манер карбонариев.

— Что из этого выйдет? — рассуждал он. — Заказные убийства? Кровавый переворот? Захочет ли кто из нас запятнать себя участием?

— Но и терпеть произвол Аракчеева невозможно, — возразил Василий Львович.

— Однако не восставать же с оружием в руках против присяги, — заметил Орлов.

— А почему бы и нет?! — взвился со стула Пушкин. — Почему нет? Когда царь обманул надежды подданных? Когда наши братья в Испании и Италии сражаются с тиранами, а мы поставляем солдат для подавления свободы!

— А потому, юноша, — окоротил его старик Раевский, — что негоже русскому человеку проливать русскую кровь на русской земле. Однако же и вы, братцы, не правы. — Он обернулся к остальным. — Тайное общество одним фактом своего существования может принести много пользы. Государь, зная о заговорщиках, остережется творить беззаконие. А известие о том, что общество велико, может подвигнуть его к реформам.

— Ваше высокопревосходительство говорит, как якобинец, — рассмеялся Орлов. — Если бы теперь уже существовало нечто подобное, вы бы не присоединились к нему?

— Почему же? — надулся старик. — Может, и присоединился бы. Даже наверное присоединился бы.

Его слова были встречены гулом одобрения.

— Тогда дайте вашу руку, — провозгласил Мишель.

Николай Николаевич на мгновение заколебался, а потом протянул ладонь вперед и с жаром потряс руку зятя.