— А я могу идти?

— Да.

— Благодарю! Вы честный человек, сэр! Но я без лошади!

— Не могу ничем помочь.

— Вы не могли бы отдать мне одного из ваших мулов?

— Украденного? Нет!

— Но теперь вы знаете, что животные не наши, значит, спокойно можете ими распоряжаться!

— Не собираюсь. Я знаю Шурхэндов. Уж поверьте мне: они получат назад всех украденных животных, хотя бы тех, которых я смог спасти. Палатку я тоже оставлю себе.

— Ладно! Мне все равно! Но без лошади я не могу уехать! Если вы узнаете, что здесь у кого-нибудь пропал жеребец, ваша совесть не будет протестовать?

— Никоим образом. Мне и в голову не придет отвечать за поступки других. Так что идите!

— Ну хорошо. Будьте здоровы!

Он развернулся, но хозяин, слышавший наш разговор, остановил его:

— Я позабочусь о том, чтобы сегодня здесь не пропало ни одной лошади! Ни у кого! Через час весь город узнает, что вы хотите украсть лошадь. Так что лучше убирайтесь!

Мошенник хотел было выполнить приказание, но Папперман крепко схватил его за руку.

— Еще на одно словцо! Эти джентльмены, отпускающие вас, забыли о самом главном. У вас есть деньги?

— Да.

— Где?

— Здесь.

Он вытащил из сумки увесистый кошелек и неподдельно удивился:

— Почему вы спрашиваете о моих деньгах?

— Счет! — воскликнул старый вестмен, рассмеявшись ему в лицо. — Меня зовут Макш Папперман, и я не позволю таким проходимцам, как вы, водить меня за нос. Вы заплатите по счету за себя и своих приятелей!

— За себя, пожалуй, заплачу! За других — ни в коем случае.

— А придется! Дайте сюда кошелек!

Папперман выхватил деньги у опешившего «художника», подал мне и сказал:

— Будьте любезны, оплатите, сэр! А я пока подержу этого негодяя.

Сказано — сделано. Новый хозяин подсчитал стоимость обеда, я оплатил по счету из кошелька «художника» и передал его с оставшимися деньгами владельцу. Тот мгновенно исчез, словно испарился.

Папперман с нетерпением хотел бы узнать что-нибудь интересное из жизни краснокожего, но весь облик последнего, несмотря на молодость, резко охлаждал пыл любого, кто попытался бы обременить воина вопросами. Но моя жена, моя жена! Она терпеть не может никаких неясностей! Она всегда должна знать, как ей действовать дальше, а поэтому не испытывала большого восторга по поводу легендарной индейской сдержанности. Она все время наблюдала за Молодым Орлом. Я почувствовал, что парень ей очень понравился. Горе ему! Горе тем, кто ей симпатичен! Она достучится до сердца каждого, и все, что у того лежит на душе, выплеснется наружу, хочет того ее собеседник или нет.

Нет, она не любопытна и не назойлива! Но если человек оказывается в затруднительном положении, она непременно хочет помочь ему, а потому должна непременно все разведать, чтобы потом ее помощь оказалась действенной. Так и сегодня. Мы еще даже не добрались до костей поданной нам дряхлой курицы, а Молодой Орел уже сообщил Душеньке, что его оружие тоже украдено, что у него больше нет денег и что ему нужно на юг, — куда, он не сказал. Это произошло как бы само собой.

Потом она бросила на меня свой коронный взгляд, смысл которого я понял сразу: я должен пригласить его ехать с нами, ведь у нас три отличных жеребца. Пришлось задать индейцу несколько вопросов, после чего на его лице появилась радостная улыбка. Я спросил, кто он, хотя уже почти догадался.

— Апач, — ответил юноша. — И сейчас мне надо на Наггит-циль…

Говоря это, он смотрел не в глаза мне, а вниз, но чувствовалось, как напряженно он ждет ответа.