Если у вора-домушника не было никаких идей, он шел на поклон к Чабре, который давал ему наколку на стоящее дело. Давал даром, но с одним условием: все похищенное вор обязан был сбывать ему. Постепенно Чабря вошел в авторитет, и с ним начали считаться.

К своему тридцатилетию Чабря уже был состоятельным человеком, но ремесло барыги и наводчика не оставил. Он лишь начал действовать через подставных лиц, которым платил небольшой процент, благо из-за перестройки и последующего развала СССР много людей осталось без работы и без средств к существованию. Так что недостатка в рекрутах, толкающих ворованное, Чабря не ощущал.

Конечно же, Чабря со своими капиталами (я так думаю, что он стал еще богаче) мог нынче совершенно безбоязненно жить на широкую ногу: ездить на "мерседесе", кутить в дорогих ресторанах, отдыхать на Канарах и так далее.

Однако он по-прежнему изображал из себя безработную жертву демократии и жил в скромном частном доме, который остался ему в наследство от бабки.

Говорили, что Чабря все-таки время от времени отрывался по полной программе, но только в других городах; чаще всего в Москве, а также в здравницах черноморского побережья и Прибалтики, где его никто не знал.

Все это рассказал мне во время застолья наш сосед с первого этажа, дядя Гриша, когда я навестил родной город, чтобы помочь родителям с переездом в Подмосковье.

В свое время дядя Гриша был известным "медвежатником", но после того, как спьяну отморозил пальцы на руках, бомбить сейфы он перестал. Однако связи в преступном мире у него остались.

Он и дал мне тогда новый адрес Чабри, уж не знаю зачем, хотя я всего лишь мимоходом поинтересовался, куда подевался мой бывший одноклассник. Дело в том, что мать Чабри (он рос без отца) проживала в доме напротив, а я нечаянно заметил, что в их квартире обретаются другие люди.

Отношения у нас были дружескими с первого класса. Нередко Чабря прятался за мою широкую спину, когда попадался на какой-нибудь мелкой краже, и его начинали за это бить.

Воровал он в основном бутерброды и фрукты из портфелей одноклассников и иногда мелочь. Мне его воровские наклонности тоже не нравилось, но я жалел его, потому что мать Чабри работала уборщицей, имела мизерную зарплату, и он всегда ходил голодный.

– Заходи в дом, – пригласил меня Чабря, снова цыкнув на дворнягу, которая все еще продолжала демонстрировать хозяину свою преданность.

Я вошел в гостиную и огляделся. И не смог удержать возглас восхищения:

– Ни фига себе!

– Нравится?

– Чабря снова выставил напоказ свой золотой запас, облагороженный искусным дантистом и спрятанный во рту.

– Не то слово…

Неказистый с виду дом внутри блистал суперсовременной отделкой. Стены из деревянного полированного бруса, дорогой итальянский камин из мрамора, большая хрустальная люстра, явно антиквариат, паркетный пол…

Что касается мебели и вообще убранства гостиной, то и здесь Чабря не поскупился.

– Хе-хе… Садись, Стив, посидим, выпьем, потолкуем… – Чабря широким жестом указал мне на одно из двух кожаных кресел, разделенных журнальным столиком красного дерева. – Да-а, давненько мы не виделись…

– Думаю, что этот салон предназначен только для высоких гостей, – пошутил я, погружаясь в мягкую глубину кресла.

– Угадал. Всех остальных я принимаю во флигеле.

– А ты все такой же хитрован…

– Так ведь жизнь такая пошла, Стив, что лучше не высовываться. И мафия, и отморозки, и менты, и налоговая инспекция – все хотят сладко есть и мягко спать. Поэтому я предпочитаю быть не одуванчиком, которого видно со всех сторон, а скромной низенькой травкой, спорышем.

– Разумно.

– Какими судьбами в родные края?.