Несмотря на приводившие меня в ярость презрительные и — как я не без злорадства отметил — испуганные взгляды встречных обывателей, я был гораздо сильнее обеспокоен одним внезапно закравшимся мне в душу подозрением: а не было ли и впрямь какой-то связи между событиями этого дня и тем, что привиделось мне прошлой ночью? Итак, попробуем рассуждать здраво: накануне мой незабвенный предок является мне в ряде неясных и причудливых сновидений, а на следующий день о нем вдруг заходит разговор при обстоятельствах, уже гораздо более зловещих и — что особенно важно — более реальных. Хотя, с другой стороны, я узнал в городке не так уж много, разве что выяснил причину неприязненного отношения местных жителей к Эзафу Пибоди: они, народ в большинстве своем невежественный и суеверный, считали его магом, колдуном, злым волшебником — в общем, тем, кто знается почем зря со всякой нечистой силой; но это было всего лишь их субъективное мнение. Не стараясь теперь уже соблюдать хотя бы видимость приличия, я протолкался сквозь группу людей, которые, в свою очередь, шарахались от меня, как от прокаженного, уселся в свой автомобиль и поехал обратно в усадьбу. По приезде нервы мои подверглись еще одному испытанию — к двери был прибит гвоздями большой кусок фанеры, на котором кто-то из моих безграмотных соседей коряво нацарапал карандашом: «Праваливай — а ни то будит худо».
III
Следующая ночь — отчасти, быть может, под влиянием всех описанных выше неприятных событий — прошла еще тревожнее, чем две предыдущих.
Единственным, хотя и немаловажным, отличием была достаточно последовательная смена видений и цельность общей картины сна. Опять мне являлся мой прадед Эзаф Пибоди, но сейчас отдельные черты его внешности, ранее не бросавшиеся в глаза, как бы разрослись, обрели пугающие вес и значимость. Огромный черный кот был при нем и тоже выглядел весьма угрожающе — шерсть дыбом, уши нацелены вперед, хвост поднят торчком; в таком виде эта тварь сопровождала своего хозяина, беззвучно скользя у его ноги или чуть позади. Старик нес в руках какой-то предмет — не могу сказать в точности, что это было, поскольку изображение начало расплываться и я увидел только большое белое или бледно-розовое пятно. Он двигался через лес, через поля и огороды, мимо темных домов и отдельно стоящих деревьев; он проходил какими-то узкими коридорами, а один раз — могу поклясться — я видел его внутри глухого закрытого склепа или гробницы. Кроме того, я неоднократно узнавал в декорациях снов отдельные внутренние помещения старой усадьбы. Этой ночью у Эзафа Пибоди объявился еще один постоянный спутник — Черный Человек. Не негр, нет, гораздо чернее — чернее ночи, чернее самой тьмы. Он держался все время немного поодаль, и лишь иногда я угадывал страшный уродливый лик в том сгустке мрака, из глубины которого мрачно сверкали два огненно-красных глаза. Еще там были разные мелкие твари, то и дело мелькавшие рядом со стариком: крысы, летучие мыши и какие-то отвратительные существа — помесь крысы и человека. Временами до меня даже доносились звуки — сдавленный крик, детский плач и одновременно дикий торжествующий хохот, а затем чей-то монотонный голос нараспев произнес: «Эзаф уже возвращается. Эзаф начинает расти».
Уже после того, как я проснулся и увидел, как предрассветные сумерки вливаются в окно спальни, меня долго преследовали звуки детского плача, который, казалось, раздавался где-то поблизости, внутри самого дома. Больше я не засыпал, но продолжал лежать неподвижно с широко открытыми глазами и думать о том, какие еще новые сюрпризы принесет мне грядущая ночь, и следующая за ней, и еще многие другие ночи, подобные этой.
Приезд из Бостона бригады рабочих-поляков временно отвлек меня от всех тревог, связанных с ночными кошмарами. Старший над ними, коренастый мужчина по имени Джон Чичиорка — или что-то вроде того, — оказался малым весьма толковым и пользовался у подчиненных непререкаемым авторитетом. |