― Я и не буду. Теперь честно. Когда Люси работала у меня в доме, она, естественно, была посвящена в кое‑какие семейные дела. Мы расстались не по‑доброму, и она затаила на меня злобу. Я боюсь, что она предаст огласке некоторые секреты, которые могут меня скомпрометировать. Поэтому я хочу выяснить, с кем она встречается, и сделать определенные выводы.

― Если бы я знал чуть больше об этих компрометирующих фактах...

― Вам я их ни за что не открою. Я и пришла сюда для того, чтобы они не выплыли наружу. Куда уж откровеннее.

Мне все еще не нравилась ее история, но по сравнению с первой она звучала убедительней. Я снова сел.

― Какую работу выполняла девушка?

Дама помедлила с ответом.

― Работу по дому. Она горничная. Ее полное имя Люси Чэмпион.

― А где она работала?

― Естественно, в моем доме. Вам не обязательно знать, где он находится.

Я подавил раздражение.

― А где теперь она сама? Или это еще одна тайна?

― Я понимаю, что кажусь излишне подозрительной, но, обжегшись на молоке, дуешь на воду. Вы беретесь за это дело?

― Возможно.

― Она в Белла‑Сити, в долине. Придется поспешить, чтобы успеть туда до полудня. Это в двух часах езды.

― Я знаю.

― Отлично. Моя подруга видела ее там вчера в ресторанчике на Мейн‑стрит недалеко от перекрестка с улицей Идальго. Моя подруга поговорила с официантом и выяснила, что Люси каждый день заходит туда перекусить между двенадцатью и часом. Этот ресторанчик или, вернее, кафе называется «У Тома». Вы легко его найдете.

― Неплохо бы иметь фотографию Люси.

― Чего нет, того нет. ― Она машинально развела руками и этим характерным жестом сразу указала на своих предков, когда‑то проживавших на северном побережье Средиземного моря. ― Я могу ее только описать. Красивая, довольно светлокожая, так что может даже сойти за южную американку или калифорнийскую испанку. Глаза черные, выразительные, губы не выпяченные, как, знаете, бывает. Фигурка аккуратная, хотя немножко костлявая.

― Сколько лет?

― Не много. Меньше, чем мне... да, чуть меньше. ― Я обратил внимание на поправку и на то, как ловко она себе польстила. ― Лет двадцать с небольшим.

― Волосы?

― Черные, стриженные бобриком. Она их выпрямляет с помощью масла.

― Рост?

― Чуть больше моего. Во мне пять футов, два дюйма.

― Отличительные признаки?

― Главное ее достоинство ― ноги, и ей это прекрасно известно. ― Уна не могла сделать другой женщине недвусмысленный комплимент. ― Нос вздернутый, ноздрями наружу ― хотя довольно миленький.

― Что на ней было надето, когда ее видела ваша подруга?

― Чесучовый костюм в черно‑белую клетку. Мне он очень хорошо знаком. Я сама ей этот костюм и подарила. Она его еще подгоняла под себя.

― Ясно. Значит, костюмчик вы назад не потребуете.

Это ее взбесило. Она вырвала из мундштука дотлевающий окурок и с яростью ткнула его в стоявшую рядом пепельницу.

― Вы забываетесь, мистер.

― Теперь мы квиты, ― сказал я. ― Просто я выровнял счет, чтобы вы не подумали, что за сотню долларов купили меня с потрохами. Приходится быть начеку. Вы подозрительны, я обидчив.

― Вас что, гадюка укусила? Может, вы несчастливы в личной жизни?

― Я как раз хотел поинтересоваться вашей.

― Пусть она вас не тревожит. Учтите, я не хочу, чтобы вы разговаривали с Люси. ― Ее ярость внезапно улетучилась, или она умело притворилась. ― Черт возьми, это моя жизнь, и я ею живу. Мы зря теряем время. Согласны вы делать то, о чем я прошу, не больше, не меньше?

― Во всяком случае, не больше. Сегодня девушка может не появиться в ресторане.