Потом они заговорили о границах, и тут пан Вельский, не переставая говорить и размахивать руками, подошел к моему убежищу! Распахнул дверцу и увидел меня!

Я думала, учитель раскричится, но он не стал.

– Виктор, у нас на уроке гостья! Ты знал?

Виктор подошел и тоже уставился на меня, как на какую то зверюшку.

– Виктория, что ты здесь делаешь? – удивился он.

– Прячусь от пани Новак, – объяснила я. – Мне с ней скучно!

– И что же, юная госпожа, вы предпочитаете нашу компанию ученых мужей?

– Пожалуй, – ответила я, чтобы они не подумали, что я глупая.

Если говорить «пожалуй» вместо «да» или «нет», можно показаться старше и умнее. Пожалуй, можно.

Пан Вельский галантно подал мне руку и помог вылезти из шкафа. Он дал мне старый учебник Вика по древней истории и посоветовал начать с самого начала, чтобы понимать, о чем они беседуют на уроках.

Но стоило дочитать первую страницу, как в классную комнату влитела пани Новак! Она тяжело дышала, в точности как лошадь, и на платье в подмышках у нее расползлись неприличные пятна.

Увидев меня, она даже взвизгнула, как рассерженная кошка.

– Виктория! Что вы себе позволяете?! Немедленно идите со мной! Вы мешаете молодому пану заниматься!

Я даже возразить не успела, как за меня вступились вместе и брат, и его учитель! Они заверили пани Новак, что я нисколько им не мешаю, даже наоборот. Потом пан Вельский сказал пани Новак что то очень тихим голосом. Она покосилась на меня с таким видом, будто сильно сомневалась, но все же кивнула и ушла.

Так я провела на уроках с Виком целый день! И мне ничуточки не было скучно!

Завтра я пойду снова, и попрошу пана Вельского дать мне книги про животных. Только не для детей, а настоящие, ученые.

27 мая 1908

Дорогой дневник, дела мои идут на поправку. Так ведь можно говорить? Вик иногда ругается, что я безграмотная, но уже не так сильно, как раньше. Мои отметки по родной речи стали лучше, да и Вик больше не называет меня дурищей, просто немножко ворчит.

Он много для меня делает. Возится со мной подолгу, читает мне книжки, помогает мастерить рамки для моей будущей коллекции бабочек. Может, это потому, что родители Бартека увезли того в Варшаву, и ему больше не с кем дружить, кроме младшей сестры. Не хочу так думать.

Папа все также ни с кем не видится. Даже с ксендзем, который раньше приходил к нам на обеды по воскресеньям. Отец давал ему деньги на ремонт костела и жертвовал бедным.

На днях приезжали папины старые деловые партнеры. Те самые, которые были у меня на дне рождения. Они приехали на одной блестящей машине. Мы с Виком даже вышли ее рассмотреть. У автомобиля колеса, как у кареты, но нет даже запасных креплений для лошади. Что, если машина встанет посреди дороги? Как тогда сдвинуть ее с места? Мы с Виком начали спорить об этом, а тут из дома как раз вышли те мужчины. Они ругались между собой, говорили, наш отец выжил из ума.

Мы с Виком притаились за машиной, и они нас не увидели. Иначе постеснялись бы ругать папу при его детях. Гады! Папе просто плохо, потому что он слишком сильно любил нашу маму. А теперь не знает, как жить.

Я страшно разозлилась, но Вик точно расстроился еще сильнее. Я видела, как он сжал кулаки. Так и стоял, пока машина отъезжала и обдала его вонючим дымом из трубы.

Я осторожно взяла его за рукав, встала на цыпочки и погладила по плечу. Так мама всегда успокаивала папу, когда он был в гневе.