— Аэтелль! — Люсинда не оставила меня одну, вошла следом. — Аэтелль, нельзя входить.

Ничего не говоря, я схватила ведьму за руку и потащила к разрушающейся лестнице. Люсинда выругалась, наложила на ступени стабилизирующее заклятие и, проклиная все на свете, позволила увлечь себя наверх. На втором этаже, по щиколотку проваливаясь в гниющий пол, я подтащила ведьму к шкафу Мадины. Это у меня бардак и все в сундуке перемешано, а Мадина хозяйственная очень была, у нее каждое платье соответственно регламенту висело на подписанной вешалочке. И распахнув дверцы гниющего шкафа, которые тут же трухой осыпались, я с ужасом смотрела на единственные пустые плечики, над которыми все еще была видна надпись «повседневное платье».

— Телль, — Люсинда взяла за руку, — Телль, это неуважение к Мадине, идем.

Мотнув головой, срывающимся от бешенства голосом проговорила:

— Она не вступала в бой. И не рискнула жизнью, совершая какой-нибудь из запрещенных ритуалов, Люсинда! Она напекла булочек, заварила себе чай и побежала кому-то отнести несколько еще горячими, чтобы вернувшись попить чаю!

— Телль, понимаю, ты расстроена, но…

— Из платьев нет только одного повседневного! — Я указала на шкаф, который начал разрушаться. — Смотри сама! Ее убили, Люсинда, убил кто-то, кому она понесла булочки!

Но ведьма, ухватив меня посильнее за руку, повела к лестнице. Вовремя — едва мы начали спускаться по удерживаемым заклинанием ступенькам, как пол второго этажа рухнул и начала осыпаться крыша.

Мы покинули дом ведьмы, оказавшись на поляне, усыпанной белыми цветами. Жители города, видимо следуя нашему примеру, подходили к домику, шептали несколько слов и оставляли цветы. Это было так трогательно… мы не ожидали. Мимо лавки мертвой черной ведьмы редко кто пройдет, не плюнув, а тут…

Мы с Люсиндой постояли еще некоторое время, в молчании созерцая разрушение домика Мадины… Не прошло и часа, как он рухнул. Остались лишь ступени, на которых было заклинание Люсинды, да почему-то сопротивлялся тлену внушительный котел для колдовства, совсем как мой. Когда дом осыпался черной трухой, я отвернулась, пытаясь скрыть слезы.

И напрасно я так сделала — позади, шагах в десяти, стояли белый маг и морда. У Арвейна в руках было два белых цветка. Он улыбнулся мне, и через мгновение в моей ладони оказался совершенно черный платок. Прошептала «Спасибо», торопливо вытерла слезы и с невозмутимым лицом повернулась к месту, где еще недавно стоял домик гостеприимной черной ведьмы…

Потом Люсинда подозвала извозчика, мы сели в двуколку и уехали, а народ начал потихоньку расходиться.

У моей лавки ведьма остановила извозчика и решительно вошла ко мне первая, демонстрируя доверие, которого раньше между нами не было. Я на миг остановилась, заметив, что мне не просто починили дверь — ее заменили другой, более новой и крепкой. Войдя, обнаружила на столике связку ключей, видимо от нового замка.

— Гардэм у тебя! — удивленно воскликнула Люсинда.

— Ночью пришел, — пояснила я.

— Белый!

— Ты же знаешь, у меня был второй источник от двоюродного деда, к нему и привязала. Чай?

— Настойка есть?

К вечеру две черные ведьмы напились в хлам. Ничего удивительного, ведь еды у меня толком и не было, не до нее как-то оказалось в последнее время.