И вот теперь пальцы лорда Уитфилда сжимали ее ребра, ладонь его лежала у нее на бедре, и физическая близость тела к телу, которой она так старалась избегать, стала чувственной реальностью. Когда ткань скользила, он перехватывал руку поудобнее и его прикосновения распространялись дальше. Стараясь устроить ее получше, он вторгался все в новые места. При каждом дыхании он касался ее груди, и она прижала руку к животу, пытаясь успокоить ноющую боль. Это была не дорожная дурнота, но томительная истома женщины, привыкшей к одиночеству. К тому же она изо всех сил убеждала себя, что уж она-то не подвержена человеческим слабостям. И вот результат ее стараний.

Лорд Уитфилд властно напомнил ей обо всем, равнодушно и бесчувственно разрушив созданный панцирь из времени и пространства. Мэри боялась, что, когда он осуществит свой план, она снова станет беспомощной и жалкой Джиневрой Фэрчайлд. И что хуже всего – он знал это и упивался этим знанием. У Мэри не было иллюзий на его счет. Он использует ее ради своих целей, и, если ему еще удастся и унизить ее во время исполнения задуманного, он сочтет это дополнительным преимуществом.

Ей уже встречался человек, подобный ему. Она уже однажды убила такого человека.

– Я ничего не имею против, если у вас болезненный вид, это вполне объяснимо, – сказал вполголоса лорд Уитфилд. – Но почему он должен у вас быть еще и испуганный?

– Я боюсь. – И не Фэрчайлдов, как он думает, а его.

– И вы хотите, чтобы они об этом знали?

– Разумеется, я не хочу, чтобы они об этом знали. – Как он всегда ухитряется ее разозлить! – Я не хочу, чтобы они вообще что-нибудь обо мне знали. Но ведь именно вы об этом позаботились?

По его губам пробежала легкая усмешка.

– Вот теперь вы выглядите просто вне себя. Это гораздо лучше.

Она знала, что ему доставляет удовольствие его роль победителя, возвращающегося с поля битвы с добычей. А добыча вот она – в руках! Если он все это планировал, то преуспел свыше всяких ожиданий.

– Ну, ты извлек ее наконец?

Леди Валери оперлась на трость, которой она редко пользовалась, только, чтобы создавать впечатление – ложное, как это было прекрасно известно Мэри – хрупкости и немощи.

– Бедняжка, – обратилась она к Мэри. – Пари держу, вы не так воображали себе свое возвращение.

– Я никак его не воображала, – отвечала Мэри и при этом ни вот столечко не солгала. Она действительно никогда не позволяла себе отрадную мечту о том, как она по возвращении поразит обитателей Фэрчайлд-Мэнор своим великолепием и роскошью.

– Мы на месте, – сказала леди Валери, – Самое худшее позади. Вам больше не придется пускаться в путь, дорогая.

– Да, до отъезда.

Как ни тяжко досталось ей это путешествие, Мэри все же надеялась, что они уедут скоро. А лучше всего – если бы прямо сейчас.

– Сначала надо осуществить нашу цель, – сказал лорд Уитфилд, – а потом можно будет поговорить и об отъезде. – Он окинул все вокруг себя неприязненным взглядом.

Что он такое увидел? Что вызвало у него явное выражение отвращения?

Мэри осторожно подняла глаза на фасад дома своих предков.

Воображая его себе в юных грезах огромным, величественным и нарядным, она, оказывается, ничего не преувеличивала. За прошедшие годы сверкающая беломраморная постройка не уменьшилась в размерах. Здание по-прежнему заполняло небо своей высотой и расползалось, как гигантский спрут, по сассекской равнине. Каждый купол, каждый шпиль, каждый балкон был специально задуман, чтобы создавать впечатление богатства. Огромного, сказочного, несметного богатства.