Изменить размер шрифта - +
Ей было хорошо известно, к каким бедам приводит воображение. Она с яростью схватила подушку, все еще хранившую его запах, и отшвырнула ее как можно дальше от постели. Да что с того?

Такая выходка, конечно, не помогла, но все-таки она хоть немного облегчила свои чувства.

– Мисс Фэрчайлд, вам пора. – Джилл распахнула перед ней дверь. – Но вы не выходили из своей комнаты с тех пор, как приехали сюда, и я боюсь, вы можете заблудиться. Хотите, я вас провожу?

Джилл тактично дала ей понять, что заметила ее беспокойство. Она подумала, что это застенчивость, но Мэри-то знала, что это – страх быть узнанной.

Десять лет назад она была всего лишь гувернанткой, существуя под покровом анонимности, распространяющимся на всю прислугу. К несчастью, глупая Джиневра Фэрчайлд была молода, прекрасна, порывиста и своим поведением привлекла к себе внимание. Если кто-нибудь узнает в ней гувернантку, исчезнувшую сразу после убийства графа Бессборо… Мэри встряхнула головой. Если кто-нибудь узнает, она будет все отрицать. Или, еще лучше, обратит все в шутку. Или, бросив вызов своему обвинителю, потребует, чтобы он доказал реальность своих подозрений. Или… растеряется и признается во всем… Нет. Нет, только не это. Она найдет наилучший выход.

Экономки не теряются перед лицом опасности. И богатые наследницы тоже.

– Я прекрасно дойду одна. Если я действительно заблужусь, я спрошу дорогу у слуг или других гостей.

– Хорошо, мисс Фэрчайлд. – Джилл улыбалась, глаза ее блестели. – Я буду ждать, пока вы вернетесь и расскажете мне, как вы были царицей бала.

– Ну, конечно, я буду царицей бала. Там ведь не найдется других таких богатых наследниц.

Мэри величественно выплыла в коридор, но до нее все же еще долетели слова Джилл:

– О, совсем не деньги вскружат им голову, мисс Фэрчайлд, а ваша грудь – если только у вас хватит ума ее показать.

Мэри медленно шла в направлении парадных зал. Она сама не знала, надеялась ли она встретить кого-нибудь по дороге или, наоборот, боялась таких встреч. Вдруг дверь, с которой она поравнялась, отворилась. Мэри охнула от испуга, и ей захотелось исчезнуть, слиться с деревянными панелями стены.

В коридор вышел всего лишь дядя Кэлвин. Он держал в руке парик, а редкие перья еще оставшихся у него на голове волос топорщились в разные стороны. Жилет у него был застегнут не на те пуговицы, краски на лице расплылись, и, судя по виду его талии, он был без корсета.

«Что за чудо?» – удивилась Мэри.

Ее он, казалось, совершенно, не заметил. Судя по ошеломленному выражению его лица, он вообще не замечал ничего вокруг. Он обернулся и, глядя в темноту покинутой им комнаты, дрожащим голосом проговорил:

– Дорогая, это было такое захватывающее переживание. Могу я надеяться, что мы вскоре его повторим?

Мэри еще теснее прижалась к стене. Пожалуй, и вправду лучше остаться незамеченной.

– А ты считаешь, что оно так потрясло нас обоих, Кэлвин? – отозвался из глубины комнаты довольно равнодушный женский голос.

– Н-н-но, неужели… – пробормотал он, заикаясь.

– Если будешь хорошо себя вести и достаточно любезно беседовать с моим крестником, я, быть может, потанцую с тобой сегодня.

Мэри узнала этот голос. Она с трудом могла поверить своим ушам и не знала, ужаснуться ей или рассмеяться.

– Но ты обещаешь? – умоляюща произнес Кэлвин.

Пухлая в кольцах рука, показавшись из темноты снисходительно похлопала его по плечу.

– Обещаний я никогда не даю. Они слишком связывают. Я уже говорила тебе вчера ночью. А теперь, будь пай-мальчиком и ступай, откуда пришел. Я должна готовиться к балу.

Дверь захлопнулась.

Быстрый переход