Прямо невольничий рынок какой-то! Лиза вздернула нос и шагнула вперёд. Саблезубая зацокала следом и примерилась усесться в кресло для посетителей,

— Большое спасибо, Ульяна Сергеевна, — послышался низкий сладкий голос. Знакомый. — Большое спасибо. У вас, наверное, очень много дел.

Посреди директорского кабинета, рдея вишневым бархатом жакета, возвышалась герцогиня Паулина собственной персоной. Та самая!

Лиза отшатнулась.

Саблезубая вскинулась, фыркнула и уселась, а потом, к полному изумлению Лизы, поднялась обратно.

— Игорь Сергеевич, я пойду, списочек первого тура по восьмым классам распечатаю, — проскрежетала она и удалилась.

— Здравствуй, детка, — пропела Паулина, когда за Саблезубой с грохотом захлопнулась дверь. — Садись сюда. Расскажи нам, как тебя зовут.

— Кудрявцева, ну что же ты? — удивился директор.

Лиза с трудом выдохнула. Паулину она первый (и последний) раз видела в Чёрном Замке, и тогда это была злая колдунья, да ещё к тому же и гарпия со стальными крыльями и здоровенными когтями. А сейчас она на вид была вполне обычная тетенька, в бусах и перстнях, — ни крыльев, ни когтей, и разговаривала совсем не так, как тогда. А послушать некогда. Может, показалось?

— Кудрявцева Лиза, седьмой «б», — автоматически выдавила Лиза. Ну вот, зубы вроде не стучат, уже достижение.

— Елизавета, значит, — сочным голосом сказал восседавший в директорском кожаном кресле благообразный мужчина с холёной седой гривой, орлиным носом и пристальным взором. Лиза только сейчас его заметила. — Хорошее имя, императорское. (Лиза вздрогнула.) Садись, Елизавета, побеседуем, познакомимся поближе, — любезно предложил орлиный нос, поправляя шейный платок. — Меня зовут Эдуард Федорович, а это — Алина Никитична, она с телевидения. Ты, наверно, видела такую передачу — ток-шоу «Все свои»?

Лиза помотала головой. Паулина уже в телевизор устроилась! Хотя она же теперь не Паулина, а Алина, и вместо крыльев у неё вон фотоаппарат… и ещё диктофон, кажется? По крайней мере, кнопку она какую-то нажала — неужели всё записывать будет? Лиза кашлянула.

— Ты что, совсем телевизор не смотришь? — протяжно удивился Эдуард Федорович. — Не любишь? — Он прямо излучал благолепие, а голос у него был как бархатом выстланный и при этом такой фальшивый, что у Лизы заболели уши. И зубы.

— Расскажи, Лиза, чем ты любишь заниматься, — напряжённым тенорком подсказал директор, ерзая на краешке стула для посетителей. — Извините, Алина Никитична, эта девочка у нас застенчивая. Но, как видите, серьёзная.

«Это я-то серьёзная?» — изумилась Лиза. Насчет застенчивости директор тоже, пожалуй, погорячился. Игорь Сергеевич был страшно далек от народа — впрочем, он и по фамилиям-то помнил только школьных хулиганов.

— Ничего-ничего, сейчас мы её разговорим, — мило улыбнулась вишнёвая Алина Никитична, поудобнее устраиваясь на пухлом диване. Занимала она его целиком, от края и до края, еле место для крокодиловой сумочки оставалось. — Зато предыдущие дети были очень раскованные, особенно та, с ногами.

Это сколько же они народу за двадцать минут допросили? Длинную Нину-Резину, Лёвушку, ещё кого-то… Прямо конвейер.

— Лиза, ты, наверно, читать любишь, да?

— Ага, — брякнула Лиза. — Очень. — Слова из горла не шли ни в какую — очень уже страшно было рядом с Паулиной, которая ещё летом чуть не убила Лизу с Инго.