– Посмотрю, не нужен ли я Д’варду? – пробормотал он и шагнул на обочину.

Гос’вла и его люди прошли мимо; он сам подставился им, и они выкрикивали ему непристойности. Стоило им пройти, как он нырнул за живую изгородь. Он сидел в зелени и ждал, пока пройдет арьергард. Последний отряд промаршировал четким строем, с разухабистой песней, а это значит, что Д’вард идет с ними, подбадривая и воодушевляя воинов так, как мог только он.

Дош немного подождал, потом вскочил на ноги и бегом бросился через поле.

37

Далекие шлейфы пыли подсказали Дошу, что таргианцы где-то поблизости. Они могли перехватить его, прежде чем он успеет догнать своих. Он не был ни нагианцем, ни джоалийцем, так что не знал, как к нему отнесутся. Он предпочитал не загадывать последствий. Собственно, какая разница – ведь он должен сообщить своему господину новости.

С неделю назад Д’вард задал ему вопрос, до сих пор не дававший ему покоя: зачем богу шпионы, собирающие для него сведения? Дош долго ломал голову, но в конце концов нашел ответ. Богу не нужно ничего. Боги всеведущи. Важны не сведения, а сам факт служения богу, и важен он только самому Дошу. Как охотничьего кота натаскивают искать дичь, так и его обучили служить, чтобы душа его смогла удостоиться места на небесах. Жертва ценна для молящегося, не для бога. И чем мучительнее жертва, тем лучше, будь то заклание тощего цыпленка или какая-либо услуга. Дош не нужен Тиону, но Тион отчаянно нужен Дошу.

Подойдя поближе, он решил, что поселение представляло собой святую обитель. Возможно, женскую, хотя для Тиона или кого-то из его аватар мужской монастырь подходил бы более.

Задыхаясь от бега, он ворвался в ворота и перешел на почтительный шаг, подобающий святому месту. Здания были очень старые, покрытые толстым слоем мха, – пять домов хоронились под деревьями, еще один стоял на открытом месте. Судя по размеру окон, там размещалось хранилище свитков. Вряд ли орден велик – не более дюжины монахов, и Дош подумал, каково-то им жить здесь, в холмах, вдали от остального мира. Одинокая фигура в сутане склонилась над грядками, но больше он никого не видел. На веревке сушилось самое обыкновенное белье.

Храм отличался от остальных построек куполом и располагался в центре. Пропотевшая рубаха липла к ребрам, когда Дош поднимался по ступеням. Одна дверная створка была распахнута, и он шагнул в прохладный полумрак.

Небольшая молельня – ни скамеек, ни алтаря. Внутри – только изображение бога, освещенное бьющим в прорези на куполе солнцем. Оно изображало одну из ипостасей Юноши – грубое, далекое от совершенства изваяние из мрамора с прожилками. Традиционную наготу частично скрывал длинный свиток, который бог держал вертикально обеими руками.

Дош знал специальный ритуал, призывающий его господина. Боги всегда выдумывают подобные штуки, чтобы их не беспокоили по ошибке. В данном случае ритуал требовал, чтобы Дош снял всю одежду, для чего он нуждался в уединении. Он стоял на одной ноге, стаскивая башмак, и чуть не упал, когда из тени выплыла высокая фигура. Откуда он… ну да, вон, в углу дверь.

Монах был немолод, но его спина оставалась прямой, а бритые лицо и голова не позволяли точно определить его возраст. Фигура сохранила пропорциональное сложение; должно быть, в молодости он был вполне достоин служить богу красоты. Его желтое облачение светлело в полумраке храма; его сандалии негромко шаркали по каменному полу. Сверкающая цепочка, свисавшая до пояса, позволяла предположить, что это сам настоятель. Он хмурился.

– Ты пришел воздать почести святому Прилису, сын мой?

К счастью, долгими зимними ночами, болтая в постели с Ангуан, Дош научился понимать лемодийский язык, а лемодийский не так уж и отличался от этого жуткого таргианского карканья. Он понял, о чем его спрашивают, хотя, возможно, только приблизительно.