Изменить размер шрифта - +
 — Проголодался я чего-то, — сообщил он мне, плюхнувшись на место, которое еще недавно занимала Вайлетт, наслаждалась солнечным утром и загадочно смотрела на меня. А я так и не сумел разгадать эту загадку.

 

***

Из терминала мы вышли под гимн США в исполнении самого настоящего оркестра, оглушительные аплодисменты и приветственные выкрики целого океана людей, размахивающих звездно-полосатыми флажками.

Не знаю, как ребят, но меня пробрало, хотя, судя по их ошалелым взглядам и в тоже время счастливым лицам они испытывали тот же восторг, что и я. В той жизни меня нигде так восторженно не встречали. И я чуть было из-за этого не дал слабину, пока не напомнил себе, что все они — мои враги. Стало легче, глаза, что опасно увлажнились, моментально высохли, и я натянул на лицо показательно-радостную улыбку.

Встречал нас мэр Нью-Йорка, Роберт Фердинанд Вагнер Второй из демократов, с незнакомыми мне политиками, возможно, калибром побольше, но как хозяин города приветственную речь начал именно он.

Я аж заслушался дифирамбами, в которых фигурировали и «надежда нации», и «настоящие сыны Америки», и «теперь во всем мире знают, что американские гонщики — лучшие из лучших», и, конечно, обязательное место про первых колонистов и борцов за независимость и то, что мы достойные продолжатели их славных дел.

От фотовспышек слепли глаза, и я предпочел уйти с первого плана. От вопросов журналистов отбиваться пришлось Шелби, как самому опытному из нас. Остальные ребята из команды терялись и ничего вразумительного произнести не могли, кроме как «спасибо», «было сложно» и «мы старались и победили». Но из-за их широких спин меня выдернул лично мэр и представил публике как самого главного говнюка, то есть героя, припомнив мне как передачу в музей статуи, так и открытие на территории штата завода «Моторы Уилсона», на котором и создали самый быстрый в мире болид.

Снова овации, снова фотовспышки и повторяющиеся вопросы репортеров. В автомобиль залезал я полностью выпотрошенный, мечтающий только о тишине и одиночестве. Скорей бы добраться до Sweet home Middletown.

Добраться-то мы туда добрались, но остальные планы полетели к черту.

Шериф округа, не иначе как на всеобщей волне патриотизма, что внезапно охватила Америку, с помощью своих людей отследил, когда мы будем на подъезде к городу и там нас ждала горячая встреча.

Десяток полицейских машин составил почетный караул, улицы по пути от шоссе на Большое яблоко были усыпаны народом, а на пятачке перед моим баром нас приветствовала целая толпа горожан. И самый главный сюрприз нас ожидал после того, как мы припарковались. Элвис, будущий король рок-н-ролла исполнил свою, надо сказать, очень зажигательную версию американского гимна.

Слушать “The Star-Spangled Banner”, вот это вот “O say, can you see” в его исполнении было довольно странно. Это в двадцать первом веке стало в порядке вещей делать из американского гимна хэви металл или рок версию. Здесь же я впервые слышал столь неформальное исполнение гимна. Элвис спел со всеми характерными для себя приемчиками, и кажется все остались довольны его версией, даже наш шеф полиции, который тоже присутствовал на торжественной встрече, хоть она и было ему неприятна.

— Твоя работа? — кивнул я на Элвиса, после того как вылез из машины и поздоровался с сияющим белоснежной улыбкой Ленни Брюсом.

— Моя. — Не стал запираться комик. — После твоего фестиваля мы обменялись визитками и когда я услышал о твоем успехе в Европе, то сразу позвонил Майку, — Ленни имел в виду бармена моего бара, — а когда тот дал добро на организацию торжественной встречи, то связался уже с Элвисом.

— Оригинально, ничего не скажешь, — усмехнулся я.

Быстрый переход