|
Ни один художник, если он конечно настоящий художник, а не мазила, не откажется от предложения написать картину всей своей жизни, ту что он давно мечтал написать. Но он понимал и то с чем он столкнется, если примет предложение. Бешеное сопротивление на всех уровнях и лютая ненависть к выскочке. Его просто обязаны попытаться сожрать, хотя бы из зависти. Лепту в это внесут и бывшие сотрудники КГБ, переброшенные в МВД на оздоровление и сохранившие связи со своим бывшим ведомством. Партпризыв и чекистский призыв буквально убили МВД.
— При двух условиях, товарищ генеральный секретарь — набрался неслыханной наглости Гуров — Какие же? — Право подбирать кадры, в том числе те, которые кому-то не нравятся. И право доклада сюда по особо важным делам. Генеральный секретарь, не раздумывая, протянул большую, крестьянскую ладонь через стол. — Договорились.
Когда Воротников вывел своего гостя из кабинета — они должны были договориться кое-о-чем, на это направление Соломенцев отрядил именно Вороникова — Громыко и Соломенцев сидели какое-то время молча. Потом Соломенцев спросил — Ну? Громыко помедлил с ответом — Безумие — наконец сказал он — Почему? — Ты знаешь правила. Да, правила знали все, и знал и хорошо. Выжившие при Сталине — примитивно, физически выжившие, и даже избавившиеся наконец-то от карающей длани заключили негласное соглашение. Их можно было обвинять в этом — но обвинять мог только тот, кто не жил тога, кто жил — тот бы понял. Соглашение состояло в следующем — своих не трогать. Точка. Если группа, попадая в которую ты становишься более-менее неприкосновенным. Есть группа, попадая в которую ты становишься неприкосновенным абсолютно. Что бы ты не натворил — завалил работу, проворовался, бросил семью и женился на своей секретарше — тебе помогут. Найдут место, если не удалось удержаться на своем, дадут где-то пересидеться. Прикроют, соврут. Они не помнили, как было тогда — слишком малы были. Но бюрократическую науку, преподанную теми, кто был до них — усвоили прекрасно. — Мы их уже нарушили — сказал Громыко — В чем? — Ты знаешь. Соломенцев внезапно психанул. — Я кого-то убил?! Нет! Может, это ты кого-то убил?! — Вы чего Михаил Сергеевич? — испугался Громыко — Того! Он его убил — он и нас не пожалеет! Надо своих людей везде, нам обязанных, тогда пусть попробует… они ему… в глотку… Соломенцев белел на глазах, потом начал медленно наваливаться на стол. Громыко вскочил, кинулся к двери в приемную — Врача! Быстрее!
Час героев. Операция «Магистраль». Афганистан, аэродром Баграм
23 ноября 1987 года Самое хреновое для солдата — это неизвестность. И мороз, конечно — но мороз это ладно, от мороза спасает палатка с поларисом и старый добрый ватник, который намокает, промерзает — но хоть как-то спасает от стужи. А вот неизвестность… Несмотря на то что Афганистан от Москвы ох как далеко — слухи дошли уже и досюда. С пришедшим вчера бортом летуны привезли газету Правда — а там — «после тяжелой и непродолжительной болезни». Сразу после этого офицерский состав на полдня собрался в большой палатке ПАБ-60, которая использовалась как штабная и — о чудо! — перед этим ничем не озадачил своих подчиненных. Расходились, судя по наблюдениям, мрачнее тучи, на вопросы личного состава кто отделался дежурным «сообщат» и «не терять бдительность, не распространять слухов, особенно среди афганских военнослужащих», а кто не мудрствуя лукаво послал по матушке. |
