|
Сангару было стыдно, потому что он был пуштуном, был воином Джадран и происходил из рода мизи, из славного рода, давшего Афганистану немало добрых воинов, как и все племя. Но капитан был старше, и капитан был его начальником, амером, его следовало слушаться. Тем не менее — Сангар со своим расчетом воевал хорошо, и один раз на операции точным огнем с предельной дальности уничтожил две пулеметные точки моджахедов. За это большой амер-шурави после боя вызвал его из строя, пожал руку и подарил часы, которые в Афганистане были большой ценностью и были далеко не у каждого. Говорили, что Сангару дадут еще медаль, или даже орден — но почему то не дали.
А потом Сангар, отслужив, вернулся в родной кишлак. Работы там естественно не было — какая работа в кишлаке, многие жители посматривали на него косо, а женщины обижали его жену, потому что он служил на шурави, а у этих женщин мужья воевали, а многие — погибли, воюя в рядах муджахеддинов за ислам. Пришли к нему довольно скоро, нет, не ночью — белым днем возле его дома остановилась машина и трое мужчин вошли в его дом. Он знал, кто это такие и откуда пришли — но они были гостями, и он не мог не пустить их в свой дом, а еще они пришли без оружия и не сделали ничего дурного. В доме, когда они сели за скудный достархан и выпили чая, один из мужчин — в черной чалме, с длинной черной бородой и белыми, бешеными глазами неспешно достал толстую пачку денег и бросил ее перед Сангаром. Он сказал, что братья наслышаны о том, как он воевал а стороне шурави — но все они братья, и они не держат на него зла. Просто если он три года отслужил в народной армии — значит надо чтобы он три года отслужил в армии муджахеддинов, воинов Аллаха. Тем более, что у них есть крупнокалиберные дэшэка, но мало братьев, умеющих обращаться с ними и тем более чинить их. Ели он согласится — то уважаемая Марьям-ханум (тут гость допустил бестактность, по пуштунскому кодексу чести Пуштун-Валлай ему вообще следовало делать вид, что кроме Сангара в доме никто не живет) может отправиться в Пакистан, где братья найдут ей работу, и помогут положить деньги в банк для сохранности, или вложить в дело, чтобы они давали рост. А он сам будет получать… для начала восемь тысяч афганей в месяц. Это не считая того, что находится в этой пачке, это так подъемные. Ну и… за каждый сбитый вертолет к примеру пятьдесят тысяч афгани которые в расчете делятся между всеми. Самолет — семьдесят тысяч. Бронетранспортер — двадцать тысяч. Автомашина — десять. Вот таки и воевали. Подумал — подумал Сангар и… согласился. А что было делать. Работы — нет что здесь что в городе. Если отказаться — вырежут всю семью, ни это могут, для тех кто приходит по ночам — нет ничего святого. Он в тот момент как-то некстати вспомнил своего капитана — тот говорил, что стрелять по единоверцам грех. Вот тебе и грех… Ну и… согласился, конечно. Спросил — где бумага, чтобы подписать, потому что в армии он привык расписываться, когда выдают деньги — а бородатый рассмеялся гортанным, клекочущим смехом, и сказал, что слова мужчины достаточно, а Аллах не любит нарушителей клятв. Так Сангар стал командующим сектором, в первый же день ему приставили молчаливого пехлевана, то ли защищать, то ли убить если он решит изменить джихаду, и дали под начало двадцать пацанов, пришедших из Пакистана, совсем еще бачей. Один был больной и он отправил его лечиться, прикинув, что в случае чего встанет за пулемет сам. А пехлеван будет подавать патроны — должен же он что-то делать, а то молчит… даже имени не назвал. В первый же день он провел смотр технической части и навыков личного состава. То и другое заставило его вспомнить слова, которые говорили шурави-мушаверы, когда были чем-то недовольны, он не знал, что они означают — но запомнить запомнил. Пулеметов у него было пять, все — Тип-59, китайские ДШК, из них новый только один. |
