Пришло время окончания школы. Надо было строить свою судьбу. И здесь мы сталкиваемся с двумя версиями о поступлении Натальи Гундаревой в Щукинское училище.

По первой из них быть актрисой Наташа вовсе не собиралась. Она считала, что может, как и ее мама, заниматься самодеятельностью «для души», имея при этом профессию инженера-строителя, как и Елена Михайловна. «Из десятого класса я ушла, разругавшись с одним педагогом, – рассказывала Гундарева. – Училась в вечерней, работала в КБ, занималась на подготовительных курсах. Решила стать строителем...» Необходимый трудовой стаж она зарабатывала в конструкторском бюро чертежницей. И в этом обнаружились ее незаурядные способности – за два года Наташа стала помощником главного инженера проекта. Успешно училась на подготовительных курсах МИСИ и начала успешно сдавать экзамены. Два самых трудных – математику и физику – уже сдала, когда внезапно «забегает приятель: „Неси документы к нам в Щукинское!“ Почему-то послушалась... Два года я работала в конструкторском бюро, занималась реконструкцией железобетонных керамических комбинатов. Главный инженер проекта, помощником которого я работала, и начальник отдела, куда я пришла еще учеником чертежника, говорили: „Наташа, зачем ты пробуешь поступать в театральный? Тебя здесь ждет замечательное будущее, у тебя инженерный талант“.

Каким образом я все-таки решила пробовать в театральный, что случилось? Просто захотелось попробовать свои силы».

Елена Михайловна в это время была в отпуске, и Наташа подала заявление в Щукинское училище: «В „Щуке“ на одно место было 247 человек. До сих пор не пойму, как меня допустили к третьему, последнему туру творческого конкурса...

Одна мысль сверлит: надо сделать что-то невероятное, чтобы произвести впечатление на комиссию.

Гардероб у меня был невелик. Надела платье, усыпанное голубыми цветами. Стала похожа на необъятную цветочную клумбу: куда ни кинь взор, везде, до горизонта – я. Завилась, накрасила ресницы, брови, щеки, губы. Посмотрела на себя в зеркало: «Черт побери, только так и врежешься в память!» Иду по улице, и вдруг дождь. Такого дождя в Москве, по-моему, вообще до этого не бывало. Потоки воды смыли мои кудри, мои щеки и, как мне казалось, даже цветы с платья... Вот в таком виде, в прилипшем к телу платье, я вошла в училище. И с тех пор я всю жизнь так делю: до Дождя и после Дождя.

Дожидаюсь, пока меня вызовут. Смотрю – ребята вокруг красивые, девочки все стройные, а я между ними – как мокрый шар. Вызвали, вошла в аудиторию. За столом артисты-вахтанговцы, лауреаты, доценты, профессора... Пауза была долгой. Они о чем-то совещались, потом один театральный патриарх сказал нежно: «Нам понравилось, детка, как вы читали. Но и мои коллеги, и я никак не можем понять, как вы движетесь...»»

Кто знает, как бы решилась судьба Гундаревой, если бы один из педагогов не сказал своим коллегам, что чертики в глазах девушки куда важнее ее полноты – они придают обаяние будущей актрисе, помогают заметить ее живой и подвижный ум. Коллеги согласились и проголосовали «за»...

Так она была зачислена на курс, которым руководил Юрий Васильевич Катин-Ярцев – замечательный мастер Театра на Малой Бронной, вдумчивый и требовательный педагог. На свой курс он отобрал в числе других Наталью Варлей, Константина Райкина, Юрия Богатырева.