Когда же Эмили засыпала вновь, ее тотчас начинали одолевать еще худшие кошмары; они незаметно перетекали друг в друга, распухая и лопаясь, затем отступая и исчезая. В них всегда присутствовали лица. Например, довольное лицо Юстаса. Вот он с улыбкой смотрит на нее своими круглыми глазами, которые все замечали, но ничего в них не понимали. Ему было все равно, убила Джорджа она или же кто-то другой; главное, чтобы вина пала на нее, а имя Марчей при этом осталось незапятнанным. Или лицо Тэсси, которой, наоборот, хотелось знать все. Или старой миссис Марч, чьи глаза напоминали стеклянные шарики. Ослепленная злобой, она пронзительно кричала не переставая. Или Уильям с кистью в руке, или Джек Рэдли, с солнечным нимбом над головой и довольной улыбкой; он радуется тому, что Эмили убила мужа из-за любви к нему, из-за всего одного поцелуя в оранжерее.

Проснувшись, Эмили лежала, глядя, как по потолку медленно ползет свет. Сколько же времени ей осталось ждать, прежде чем Томас арестует ее? Секунды убегали прочь, унося с собой ее жизнь, частичка за частичкой, а она все лежала в постели, в одиночестве, никому не нужная.

Интересно, что привело Сибиллу в такой ужас? Что заставило ее сбросить с себя маску и показать всю свою ненависть, причем дважды — первый раз за обедом два дня назад, а затем снова, в гостиной, когда она услышала ссору в оранжерее?.. Не в силах больше выносить эти муки, Эмили встала с кровати. Уже давно рассвело, и ей было видно, куда она идет. Набросив на ночную сорочку шаль, молодая женщина на цыпочках прошла к двери. Нужно непременно у нее спросить! Сейчас она войдет в комнату к Сибилле, пока та одна и не сможет вежливо уклониться от разговора, сославшись на срочные Дела. Прервать их беседу тоже никто не сможет.

Осторожно придержав язычок замка, чтобы тот со щелчком не стал на место, Эмили медленно открыла дверь. В коридоре было тихо. Она быстро бросила взгляд в обе стороны. В окна, ложась пятнами на обои с бамбуковым орнаментом, проникал сероватый свет. Ваза с цветами как будто светилась желтым. Никого. Пусто.

Эмили вышла из спальни и быстро зашагала к комнате, в которой, как ей было известно, спала Сибилла. Она точно знала, что сейчас ей скажет.

Она признается Сибилле, что видела выражение ее лица, и кого бы та ни жалела, кому бы ни хотела сохранить верность, если она не скажет Эмили, в чем причина столь глубокой ненависти к ее персоне, то она отправится к инспектору Питту, и пусть он тогда сам выясняет, в чем дело. Исполненная ярости, с которой она покинула комнату прошлым вечером, Эмили была готова на все. Увы, было поздно принимать в расчет чьи-то чувства, пытаться сохранить приличия.

Поймав себя на том, что вся дрожит, Эмили взялась за дверную ручку комнаты Сибиллы и медленно повернула. Вдруг та окажется заперта и ей придется снова ждать целый день? Пожалуй, она сможет отложить неизбежные ответы на несколько часов. Но нет, ручка повернулась легко, без всяких усилий. Ну, конечно же'. С какой стати запирать двери в доме, как этот? Ведь это значило бы, что для того, чтобы впустить горничную, нужно встать с постели. Кому захочется это делать? Ведь горничные для того и нужны, чтобы вам самим не нужно было вставать, чтобы отдернуть шторы или набрать кувшин воды. Ведь если вам нужно с какой-то целью подняться из теплой, мягкой постели, то какой смысл во всей этой окружающей вас роскоши?

Так что Сибилла была у себя. Уже почти полностью рассвело. Окно ее комнаты выходило на восток, и занавески казались расшитыми золотом. Сибилла успела проснуться и сидела, прислонившись к резному шесту балдахина, лицом к окну. Ее густые черные волосы были распущены, ниспадая на спину и обрамляя лицо. Эмили на мгновение подумала, как это, однако, странно — распускать полосы по плечам.

— Сибилла, — негромко произнесла она. — Извините, я не хотела вторгаться к вам без спроса, но нам срочно нужно поговорить.