Спальня оказалась самой обыкновенной: тонкие занавески на окнах, на полу вместо ковра грубая мешковина, голый деревянный стол, на нем таз и кувшин, большая двуспальная кровать, специально застеленная по такому случаю чистым бельем. В кровати лежала девушка — если не сказать, девочка, лет четырнадцати-пятнадцати, бледная, скованная страхом. Темные волосы зачесаны назад со лба, спадая ей на плечи влажными спутанными прядями. Сразу стало понятно, что у нее роды и ей ужасно больно.

По другую сторону кровати стояла другая девушка, года на два старше, однако сильно на нее похожая, из чего Шарлотта заключила, что они сестры. Рядом с ней, закатав рукава, на тот случай, если понадобится помощь, а пока держа бедняжку в постели за руку, стоял помощник викария Бимиша, шотландец Мунго Хейр.

И тогда Шарлотта поняла. Все было настолько очевидно, что любые вопросы были бы излишними. Ответ сказался прост: Тэсси помогала рожать бедным девушкам, которые не могли нанять повитуху. Не иначе как к этому виду благотворительности ее пристрастил Мунго Хейр.

Впрочем, он ли? Сама мысль о том, что такое предложение могло исходить от этого розовощекого святоши, показалась Шарлотте абсурдной.

С другой стороны, этот быстрый, искренний поцелуй говорил сам за себя. А еще он объяснял, почему Тэсси вняла увещеваниям бабушки, что ей-де следует посвятить себя благотворительности. В душе Шарлотты все пело. У нее как будто гора свалилась с плеч, и она была готова смеяться над собственными страхами.

А вот Тэсси явно было не до смеха. У лежавшей на кровати девушки начались схватки, и лицо страдалицы тотчас исказилось гримасой боли и страха. Тэсси же принялась деловито раздавать указания бледному юноше и «белой кепке». По всей видимости, это и был тот самый уличный мальчишка, который вызвал ее сюда, бросая камешки ей в окно. Командирским голосом она отправила его принести воды и побольше чистых лоскутов, не иначе как для того, чтобы выставить его за дверь. Не опасайся она за жизнь девушки, так Мунго Хейр был бы выставлен за ним следом. Все-таки роды — это женское дело.

Шарлотта хорошо помнила, с каким трудом произвела на свет двух своих детей, особенно первого. Помнится, тогда ее переполняли благоговейный трепет и гордость, которые, как только начались схватки, сменились самым примитивным, животным страхом. Казалось, эта боль никогда не отпустит ее, а если отпустит, то только в двух случаях: либо новая жизнь, либо смерть. И это при том, что она была взрослой женщиной, любящей своего мужа, и рождение ребенка явилось для нее высшим счастьем. Не говоря уже о том, что рядом с ней были мать и сестра, которые ухаживали за ней после того, как врач сделал свое дело. Лежавшая же перед ней девушка, в сущности, сама была ребенком — в ее возрасте Шарлотта еще ходила в школу. И ей было некому помочь — лишь Тэсси и этот сердобольный шотландец.

Шарлотта шагнула к кровати и, взяв девушку за руку, присела на самый краешек.

— Держись за меня, — сказала она с улыбкой. — Если ты будешь сдерживать потуги, тебе будет лишь больнее. И если хочется кричать — кричи, ты имеешь на это право. Честное слово, тебя никто не осудит. Вот увидишь, оно того стоит. — Эти слова вырвались у нее сами собой, и не успела она их произнести, как пожалела о сказанном. Слишком много младенцев появлялись на свет мертвыми; но даже если этот родится живым, сможет ли эта девочка взять на себя заботу о нем?

— Вы так добры, мисс, — прошептала девушка между схватками.