Хозяйка не сводила с него глаз, и на ее лице сменялись самые разные чувства — страх, ужас, недоверие и, наконец, решимость. Она все еще не желала сдаваться.

— Ну, хорошо, допустим, — нехотя призналась миссис Мейпс. — Она здесь умерла. Но ее никто не убивал. Я пыталась защитить себя, а это вы никак не поставите мне в вину. Ведь что еще мне, бедной женщине, оставалось! — Ее голос постепенно обрел былую уверенность. — Я не намерена выслушивать ваши обвинения в свой адрес и в адрес того, что я делаю. А я делаю доброе дело — беру на себя заботу о детишках, от которых отказались собственные матери, потому что они либо не замужем, либо у них и без того полно голодных ртов. Так что с вашей стороны просто некрасиво бросать мне в лицо обвинения, и это при том, что я делаю для этих малюток! — Заметив на лице Питта скептическую улыбку, она поспешила сменить тактику. — Но у меня не было выбора. Иначе бы на полу лежала бы я, помоги мне Господь! Набросилась на меня, как тигрица… — Кларабелла Мейпс снова посмотрела на Питта, сначала слегка прищурившись сквозь ресницы, затем смело открыв глаза. Питт, не промолвив ни слова, ждал. — Хотела забрать одного малыша. Некоторые женщины, они такие. Потеряют своего, придут за чужим. Как будто дети — это платья или шляпы. Разумеется, я отказалась отдать ей ребенка.

— Почему же? — холодно осведомился Питт. — Мне казалось, вы были бы только рады, если бы сирота обрел, наконец, дом. Да и у вас одним ртом было бы меньше. Зачем же так утруждать себя?

Кларабелла пропустила его сарказм мимо ушей. Бросить ему в ответ какую-то колкость она не могла, хотя глаза ее по-прежнему пылали гневом.

— Об этих детях забочусь я, мистер Питт! Я! Она же пришла не просто за ребенком. Ей, видите ли, подавай того, который ей приглянулся. А приглянулся ей тот, чья мать временно осталась без средств. И возложила на меня заботу о малютке, пока сама не найдет средств к существованию. И вот нате вам, ко мне врывается эта особа и требует, чтобы я отдала ей именно этого ребенка. Я, разумеется, ответила ей отказом, и тогда она налетела на меня как сумасшедшая. И что мне оставалось делать, скажите на милость — ждать, пока она перережет мне горло? Конечно, я была вынуждена дать ей отпор.

— Вот как? И чем же, если не секрет?

— Ножом, конечно. Мы были в кухне, она схватила мясницкий нож и набросилась на меня. Тогда я тоже схватила нож, ведь надо было как-то постоять за себя. То, что она при этом погибла, — так это чистой воды случайность, ведь я оборонялась от нее. На моем месте так поступил бы любой.

— И тогда вы разрезали ее на куски, завернули их в бумагу и отнесли Септимусу Виггу, чтобы он их сжег? — язвительно спросил Питт. — Неужели в этом была такая необходимость?

— У вас жестокий язык, мистер Питт, — заявила Кларабелла Мейпс. Она уже почти взяла себя в руки. — И еще куда более жестокий ум. Скажите, пригласи я сюда вашего брата легавого, кто бы поверил мне? Никто, точно так же, как и вы сейчас. Разве я не права?

— Совершенно верно, миссис Мейпс. Никто. Вот и я тоже не верю, причем ни единому слову. За исключением разве что одной вещи — вы действительно схватились за нож и убили эту женщину. После чего продолжили свое кровавое дело — то ли ножом, то ли тесаком для рубки мяса.

— Можете мне не верить, мистер Питт, ваше право. — Кларабелла Мейпс уперлась кулаками в бока. — Но готова спорить на что угодно, вы все равно ничего не докажете. И ни один суд в Лондоне не осмелится повесить женщину на основании ваших домыслов.