Уильям стоял, слушая монотонную речь Бимиша, и в его серых глазах Шарлотта прочла схожие мысли. Рот художника кривился в болезненной гримасе, щеки горели красными пятнами. Шарлотте было больно на него смотреть. Казалось, будто его светлая кожа на один слой тоньше, чем у остальных, и боль любых ран достигает его нервов гораздо быстрее. Наверное, без этого невозможно стать художником, невозможно различать тонкие оттенки цветов, игру тени и солнечного света. Любое мастерство бессильно, если за ним не скрывается чувство. Могла ли эта тонкая рука художника украсть пузырек с дигиталисом, чтобы вылить его смертоносное содержимое Джорджу в кофе, зная, чем это для него закончится? Но почему? Впрочем, ответ очевиден: Джордж ухаживал за Сибиллой и добился ее.

Взгляд Шарлотты автоматически переместился на Сибиллу. Красавица, что и говорить. Даже одетая в черное, она затмевала своей красотой всех, кто здесь был. Безупречно-белая кожа шеи кажется едва ли не перламутровой. Овал лица тонко очерчен. Глаз не видно, они скрыты под вуалью. Шарлотта наблюдала за ней несколько минут, пытаясь заглянуть ей в душу. И в какой-то момент заметила, что на щеках ее поблескивают слезы, а шея напряжена, как будто Сибилла из последних сил сдерживает рыдания. Шарлотта перевела глаза ниже. Руки в черных перчатках сжаты в кулаки, на носовом платке оторван краешек кружева. Вот и сейчас пальцы нервно теребили ткань, отрывая от нее клочок за клочком. Обрывки кружева снежинками падали на землю. Что это? Горе? Или вина? Раскаяние в том, что соблазнила чужого мужа, или же что убила его, потому что ему наскучила?

Внезапно у Шарлотты все похолодело внутри. Что, если Сибилле стыдно, что она довела Эмили до убийства мужа? Крепко ли любил жену Джордж? О примирении Шарлотта узнала от Эмили. Что же на самом деле произошло в тот вечер в спальне, когда туда пришел Джордж? Помнит ли Эмили правду о том, что тогда случилось, или только то, что ей подсказывают гордость и боль?

Нет, это все вздор, предательский, слабый. Немедленно выброси его из головы. Не смей так думать! Но как заставить себя не думать о чем-то? Чем больше стараешься, тем сильнее застревает в голове предательская мысль, и ты уже не силах размышлять ни о чем другом…

— Тетя Веспасия!

Увы, погруженная в собственные мысли, леди Камминг-Гульд ее не услышала. Наверное, в эти мгновения она вновь перенеслась в далекие дни детства и юности с их девичьими секретами, маленькими радостями и глупыми надеждами. И вот теперь все это свалено кучей в твердый холодный ящик, причем так близко к ней, что протяни она свою сухую старческую руку, и сразу к нему прикоснется.

Затем гроб опустили в землю. Бимиш что-то разбросал на крышке гроба, что стояла чуть криво.

Все это казалось совершенно не к месту. Какая разница? Джорджу уже все равно. Все, что было в нем настоящего, ушло — перенеслось в мир тепла и света, оставив все страхи и печали в мире земном. Эмили наклонилась и, взяв пригоршню камешков, бросила их на крышку гроба. Она раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но не смогла произнести даже слова.

Шарлотта взяла ее руку, и они зашагали прочь. Эдвард шел между ними.

Домой ехали в молчании. Перед тем, как сесть в карету, Эмили попрощалась с Эдвардом, оставив его на попечение миссис Стивенсон, вместе с которой сын должен был вернуться домой, в свою привычную, уютную детскую. Так что мысленно Эмили была уже одна.

Она не убивала Джорджа. Кто-то другой прокрался в буфетную и подмешал дигиталис в кофе. Но зачем? Это наверняка был последний шаг, призванный поставить точку в длинной череде событий или страстей. Возможно, свою лепту внесли многие люди — кто словом, кто поступком; но что, если главную роль в этой трагедии все-таки сыграла она сама?

Куда приятнее было думать, что Джорджу был известен некий секрет, за который он поплатился жизнью.