– Младенца забыли! – пронзительно завопил он. – Младенца забыли, сукины дети!

Эту сцену наблюдал некий Дуд Рэнгл, бывший участник родео и несостоявшийся голливудский ковбой (отсюда и шикарный псевдоним, а по настоящему его звали не то Берни Снуч, не то как то там еще), который в зрелые годы занялся выращиванием лука и немало преуспел в этом деле. Видя, что фургон не остановился и даже не оглянулся, Дуд купил парнишке банку пепси и разрешил ему посидеть в своем «кадиллаке» с откидным верхом. Сперва тот отнесся к фермеру с подозрением, но устоять перед автомобильным соблазном не смог. Дуд испытывал жалость к малышу и одновременно восхищался силой его духа. Кроме того, ему понравились рыжие кудри мальчонки и его веснушки, алые, как следы от подкожных инъекций. До самой темноты Дуд сидел с ним, развлекал музыкой, крутя ручку радиоприемника, и угощал печеньем «Хостесс Твинкиз». Убедившись, что кочующее семейство не вернется, Дуд взял ребенка в охапку вместе со всеми веснушками и отвез его на свою луковую ферму с поэтичным названием «Реки слез».

– Привет, Кэтлин. Привет, Кэтлин. Прости, что задержался, но знаешь, целый день нянчиться с младенцем не так то просто, особенно если маленькому засранцу почти два года. Ну иди скорей, посмотри, как я справился. Ну иди скорей, посмотри, как я справился.

Несколько лет назад Дуд Рэнгл покорил сердце молоденькой преподавательницы философии из колледжа имени Уитмена, и она променяла Спинозу на сатира в потной рубашке, ранчо с некрашеными стенами и весь уолла уолльский сладкий лук, который теперь могла есть сколько душе угодно (до того, как устроиться преподавательницей в колледж Уитмена, она считала, что «Уолла Уолльские Луковки» играют в бильярд против «Толстяков» из Миннесоты). У Кэтлин было прелестное личико, светлая голова и никуда не годные маточные трубы. Несмотря на все старания, забеременеть она не могла, поэтому готовый младенец, которого подарил ей Дуд, вызвал у нее бурю восторга. Кэтлин поспешила выкупать ребенка, а потом уложила к себе в кровать и всю ночь просидела, не сводя с него глаз. Перед тем как заснуть, малыш чуть чуть покапризничал, но утром выглядел бодрым и явно не имел желания воссоединиться с сукиными детьми.

Все это происходило в долине Уолла Уолла, на востоке штата Вашингтон, в двухстах милях и двух сотнях зевков от Сиэтла, где яблоки на ветках стукаются друг о друга, а небо просто до неприличия синее. На языке местных индейцев уолла означало «вода». Когда индейцы, пробираясь через мертвые скалы, обнаружили плодородную долину, где ручьи и речки пели йодлем, они тут же назвали ее Уолла Уолла, то есть «Место, где полно воды», или «Великое изобилие воды, какое мы и не надеялись найти в этих пыльных горах», или на корявом диалекте, который так нравится бледнолицым, – «Земля большой воды». Будь в долине и вправду много воды – каналов, болот, лагун, – индейцы скорее всего назвали бы ее Уол ла Уолла Уолла Уолла, а то и Уолла Уолла Уолла Уол ла Уолла. Случись тем же индейцам оказаться в Пьюд жет Саунд в разгар сезона дождей, они так бы и уоллили до конца своих дней.

Дуд Рэнгл родился и вырос в Уолле Уолле. Может быть, именно этим объяснялась досадная привычка все повторять по два раза, развившаяся у него с детства. «Можно мне погулять? Можно мне погулять?» «Ненавижу вонючие тушеные помидоры. Ненавижу вонючие тушеные помидоры». «Хочу пи пи. Хочу пи пи». Даже с возрастом он не избавился от этой дурной привычки, и неудачу в кино по большому счету потерпел как раз из за нее. Режиссерам не нравилось, когда шериф говорил отряду полиции «Хватайте их у перевала!» два раза подряд, да и напряженная атмосфера ночной сцены на территории команчей как то портилась после слов героя «Да, сегодня все спокойно. Да, сегодня все спокойно».