Она сама не поняла, как оказалась в комнате, её взгляд не отрывался от инструмента, и ноги несли к круглой табуретке. Пальчики Лили легко прошлись по идеально чистой поверхности, девушка медленно опустилась и подняла крышку, погладив чёрно-белые клавиши. Как же она соскучилась, правда. Глубоко вздохнув, Лиля прикрыла глаза и положила пальцы на них, а потом начала играть. Просто играть. Музыка поднималась откуда-то из глубины, прорастала нежными ростками, обвивала израненную, истекающую кровью душу и приносила облегчение. Звуки распускались листьями и цветами, сплетались в причудливый рисунок, невесомым кружевом повисая в воздухе, опутывая невидимыми лианами. Лиля просто играла, без нот, без попытки вспомнить какие-то произведения из классического репертуара. Импровизация лилась из-под тонких пальцев, легко порхавших по клавишам, словно рассказывая историю жизни, и Лиля чувствовала, как глубоко внутри расслабляется тугой узел, отпускает подспудная тревога, не позволявшая до конца поверить, что всё будет хорошо.

Девушка настолько увлеклась, погрузившись в мир звуков, что даже не ощутила, что снова не одна в комнате. Не слышала, как вошёл Дейн, остановился на пороге, слушая и наблюдая за ней со странным выражением на обычно бесстрастном лице. А Судья, глядя на сверкающую слезинку, ползущую по нежной щеке, впился пальцами в плечи, с трудом удерживая порыв подойти и стереть её. Обнять, прижать полуночную к себе и заверить, что всё будет хорошо. Никто больше не обидит и не сделает ей плохо и больно. И она не будет плакать, никогда. Дейн медленно выдохнул, не в силах отвести взгляда, не в силах заставить себя развернуться и уйти, оставить Лилю наедине с её эмоциями и переживаниями. Ведь в какой-то степени и он виноват в том, что с ней сейчас творится…

Судья всё-таки сделал шаг вперёд. И ещё один. А потом следующий, неслышно скользя по натёртому паркету и приближаясь к Лиле. Он даже дыхание затаил, опасаясь нарушить её сосредоточенность и прервать музыку, что лилась из-под пальцев девушки, ласкавших клавиши. А по щеке уже ползла следующая слезинка, стекая по влажной дорожке к уголку губ, и рука Дейна сама поднялась, нежно стирая солёную каплю. Конечно, музыка тут же прервалась на высокой, резкой ноте, и Лиля широко распахнула свои невозможные, голубые с лиловым ободком глаза, испуганно уставившись на Дейна и отпрянув в сторону. Судье с трудом удалось сохранить лицо и не поморщиться от такого откровенного проявления недоверия со стороны девушки. Но руку он убрал, хотя так хотелось слизнуть тёплую влагу и пусть так, но ощутить вкус Лили снова. Мягко улыбнулся и произнёс:

- Всё хорошо, Лиля, не бойся. Ты очень красиво играла. Это что-то из твоего мира?

- Н-нет, - она всё-таки улыбнулась в ответ, немного нервно и одним уголком рта. – Я… просто играла, без всяких нот.

- Красиво, - повторил Дейн, склонив голову к плечу.

Такая хрупкая и нежная. Волосы, как серебристые нити, слегка мерцают в солнечном свете, словно в них затерялись крошечные бриллианты. Большие глаза, в глубине которых притаилась настороженность. Ох, богиня… Он заставил себя отступить, стиснув зубы и загоняя внутрь желание просто обнять и прижать к себе, и гладить по голове до тех пор, пока Лиля не перестанет дрожать. Дейн ощущал её тонкий запах бергамота, и он туманил разум, заставлял ноздри хищно раздуваться, а язык помнил нежный вкус молодого вина, слегка горчивший, потому что девушка слегка нервничала. От желания ощутить его снова свело горло, и Дейн едва не закашлялся, с безнадёжностью понимая, что пропал. Что попытка убежать от правды провалилась с треском. И что если, не дай богиня, Лиля предназначена не ему, и амулет не застегнётся на этой изящной шее…

Он поспешно отвернулся, делая глубокие, равномерные вдохи и унимая взметнувшуюся ярость, вцепившуюся в кости. Даже думать об этом было больно, и лишь на мгновение представив, что кто-то может отнять у него Лилю, он чуть не впечатал кулак в стену.