Обезьяна ударила по тормозам. Я чуть не ткнулся лбом в стекло. Чудом не сработали подушки безопасности.
– Ты что делаешь?!
– Не мешай ми‑и! – визгливо ответила обезьяна.
– Сама не болтай.
Тварь надулась.
Не слишком ли много я требую от своего глюка? Для обезьяны она водит просто здорово. Я нервно хихикнул.
– Голова тыква!
– Почему?
– Смеешься чего? Ми‑и трудно. Лапам тяжело – короткие. Трудно, а ты смеешься.
– Зачем тогда села за руль?
Она щелкнула зубами и промолчала. Обиделась. Но извиняться было бы совсем уж глупо. Черт с ней! В конце концов, это моя собственная галлюцинация. И я вправе делать с ней то, что захочу. Без всяких угрызений совести.
– Можем успеть не, – озабоченно сказала обезьяна.
– Не успеть куда?
– К женщине.
– Почему?
– Она уйти может. Раньше приедем чем.
– Уйти куда?
– Совсем уйти.
Ох, только не это… Сейчас Вик была мне нужна как никогда. Только не это, Вик… Подожди хоть немного. Пожалуйста.
– Как думаешь, ее можно остановить? – спросил я.
– Зачем?
У нее получилось «зачема?».
– Ей не нужно умирать… Она должна жить.
– Всем умирать нужно.
– Да‑да, я знаю… Но ведь не так, как хочет она. Не убивать себя. Понимаешь? Умирать нужно естественно. Жизнь – это как билет, понимаешь? Умирать нужно, когда заканчивается действие твоего билета… А она хочет выбросить еще действительный. Только из‑за боязни, что он может стать недействительным в неподходящий момент. Это неправильно… Хотя, что я тебе объясняю? Ты всего лишь моя галлюцинация.
– Или ты моя.
– Что?
– Ми‑и кажется, что ты кажется ми‑и. Так быть может.
– Хочешь сказать, что, возможно, это я кажусь тебе?
– Да.
– Чушь.
– Кто знает?
– Я знаю!
– Если глюк приходит, то он приходит откуда‑нибудь. Может быть, ты попал туда, где рождаются видения? – голосом негра сказала обезьяна.
У меня внутри все сжалось. Вот это да…
– Не смешно, – натужно просипел я.
– Я и не собираюсь тебя смешить. Очень надо! Все откуда‑нибудь приходит и куда‑нибудь уходит. И никто не даст тебе гарантий, что в какой‑то момент ты не окажешься в одном из этих мест. Тут главное не слишком‑то полагаться на здравый смысл. Он может и подвести. То, что сейчас я сижу за рулем автомобиля и на нас никто не обращает внимания, может означать разное. Возможно, ты сам сидишь за рулем и представляешь себе обезьяну. Возможно, что на самом деле как обезьяна я выгляжу только для тебя. Для остальных я обыкновенный негр. А может быть и так, что в машине открылась какая‑то дыра в мир видений, и ты сейчас не в машине, а в ином слое реальности. И окружающие вообще ничего не видят в салоне, списывая это по привычке на тонированные стекла.
– Чушь, – сказал я. Правда, уверенности в голосе было маловато. В самом деле – почему никто не замечает, что за рулем черного «лексуса» сидит обезьяна?
– Ладно, не бери в голову. У тебя есть дела и поважнее.
– Например?
– Вернуться в свой лабиринт. Чужие лабиринты – не лучшее место для прогулок.
– А‑а‑а…
Все это сон. Сон…
Но боль во всем теле говорила, что это не так. Болело изувеченное ухо, болело лицо, болела подвернутая нога. Я пожалел, что под рукой нет аспирина. Надо будет попросить у Вик… Если он у нее есть. |