Если это так, я никогда не прощу себе поездку к Ямаде.
Зачем же я отправился к нему? Чего добился этим? Убедился в том, что он убийца? Вроде бы похоже… Он оказался законченным психом, извращенцем, вполне способным на такой трюк, как уродование трупов. Но с другой стороны, какого черта он пытался внушить мне, что убийца я? Просто для того, чтобы послушать мое вранье? Ерунда… Хотя кто знает, что происходит в голове у маньяка.
А если у него был диктофон? Просто этот чокнутый решил провести собственное расследование. И записал мое признание… Возможно? Во всяком случае, если он пойдет с этой записью в полицию, ему придется долго объяснять, зачем он отрезал мне ухо. Сукин сын!
Нет, скорее всего, у него тоже раздвоение личности. Одна половина – добропорядочный гражданин, который хотел отправить меня за решетку, потому что вбил себе в голову, что убийца – я. Вторая, чокнутая, половина по той же причине хотела услышать от меня и посмаковать подробности убийства. Только лишь потому, что сам Ямада никак не мог отважиться на преступление. Хотя, наверное, мечтал об этом, как подросток мечтает о настоящем половом акте. Подросток занимается онанизмом, разглядывая порнографический журнал. Ямада тоже хотел заняться своеобразным онанизмом. Я был вместо порножурнала. Отличная теория.
Или все‑таки он и есть убийца?..
Как же все запутано… И Вик… Где же она?
Ты опоздал, парень, – прошептала какая‑то часть сознания. Ты опоздал.
Нет! Я не мог опоздать… Негр сказал, что если встать на правильный путь, препятствий на нем не будет.
Ах, негр… Ну, конечно, к мнению этого парня следует прислушаться.
– Вик, – позвал я, наклонившись к замочной скважине. – Вик, это я, Котаро. Если слышишь, открой.
Бесполезно. Ни шороха в ответ.
Я опустился на пол и прислонился спиной к двери. Все кончено. Оставалось только сломать дверь. И пускай соседи вызывают полицию. Пускай. Может быть, это то, что мне сейчас нужно, – поговорить с покемонами. По душам…
Рука нащупала бутылку в кармане. Я отвернул пробку и сделал большой глоток. Дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы. По пищеводу скользнула струйка жидкого огня. Я обхватил колени руками и положил на них голову. Закрыл глаза.
Все зря. Абсолютно все…
Внизу хлопнула дверь. Кто‑то зашел в подъезд и начал подниматься по лестнице. На всякий случай я встал и убрал бутылку в карман. Впрочем, вряд ли это какая‑нибудь добропорядочная старушка. Старушки не гуляют в три часа ночи… Три часа? Я посмотрел на «гамильтоны». Похоже, они стояли.
Шаги были все ближе. Наконец внизу в пролете показалась ярко‑рыжая шевелюра Вик. Бегемот, которого я таскал на плечах весь вечер, вздохнул и лениво сполз на пол.
На Вик были протертые на коленях светло‑голубые джинсы и застиранная футболка – когда‑то, видимо, темно‑синяя. Волосы как обычно всклокочены.
– Долго ехал, – недовольно бросила она вместо приветствия и открыла дверь.
– Где ты была?
– Звонила в полицию, придурок.
Она могла бы быть повежливее. Хотя, плевать. Главное, что она жива. Это все, что мне было по‑настоящему нужно. Увидеть ее живой. И мне это удалось.
Я снял туфли, мокрый пиджак, вытащил из кармана бутылку виски и последовал за ней в комнату.
Она сидела прямо на полу, скрестив босые ноги, и смотрела телевизор. Я подошел к ней и сел рядом.
– Плохо выглядишь, – сказала она, не отрываясь от экрана.
– Чертов псих Ямада.
– Что с ухом?
– Этот сукин сын отрезал от него кусочек.
– Зачем?
– Хотел, чтобы я ответил на один вопрос.
– Пошли в ванную. Надо обработать твое ухо.
Такого проявления заботы я не ожидал. |