Лицо ее было совершенно непроницаемым. Только дрожь, которая сотрясала ее плечи, говорила о том, что она прекрасно осознавала происходящее.
Вик сбросила скорость, закрыла окно и выключила музыку. Я тут же оглох от тишины.
Некоторое время мы ехали молча. У меня не было сил разговаривать. Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Руки дрожали так, что слышно было, как постукивает браслет часов. С коленями творилось то же самое.
А Вик о чем‑то думала. Мокрые волосы налипли на лоб. Рот перепачкан кровью. Но она не замечала этого. Никакого безумия на лице. Оно было умиротворенным. Глаза полуприкрыты, окровавленные губы чуть раздвинулись в улыбке. Плечи перестали подрагивать.
Превращение демона в бодхисатву.
Я не мог поверить собственным глазам. Только что она чуть не угробила нас, а теперь счастливо улыбается. Будто несколько минут назад любовалась цветущей сакурой. Во мне закипало глухое раздражение.
Пережитый страх, загнанный внутрь, хотел вырваться наружу…
– Может, скажешь, что это было? – стараясь казаться спокойным, спросил я.
Вместо ответа она съехала с шоссе и остановила машину на берегу залива. Ни слова не говоря, вышла и захлопнула дверь. Я остался один в салоне.
В салоне угнанной машины, – услужливо подсказал внутренний голос.
Я выскочил из нее, будто услышал тиканье часового механизма бомбы.
Вик неторопливо брела к морю, пиная попадавшиеся на пути камешки. Я догнал ее и схватил за плечо. Ее голова безвольно мотнулась, когда я рывком развернул ее к себе.
– Зачем ты это сделала? Какого черта ты вытворяла там, на дороге? Мы чуть не погибли!
Она, все так же улыбаясь, смотрела мне в глаза и молчала.
Я схватил ее за лацканы вельветовой курточки и несколько раз тряхнул.
Часовой механизм тикал теперь во мне. Я почувствовал, что еще несколько секунд, и будет взрыв.
– Ты. Нас. Чуть. Не. Убила!
Вик начала смеяться. Сначала тихо. Не раскрывая рта. Просто задрожали плечи. Я даже подумал, что она плачет. Но содрогания перешли в смех, а потом в хохот.
И это была вовсе не истерика. Я понял это по ее взгляду.
Она смеялась надо мной. Над пережитым мною ужасом. Над моим желанием жить. Над моей запоздалой трусливой яростью.
Все закружилось у меня перед глазами. Горло сдавило так, что я не мог вздохнуть.
– Заткнись!
Я хватаю ее за плечи и трясу изо всех сил. Ее голова болтается, как у тряпичной куклы.
– Замолчи, слышишь!
У нее подгибаются ноги. Ей не хватает дыхания. Она слабо цепляется за мою одежду.
– Да перестань же ты, чертова сука!
Я бью ее ладонью по лицу. Наотмашь. Прямо по окровавленным губам. Хохочущим окровавленным губам.
– Давай! – кричит она сквозь смех. – Давай! Еще раз!
Я бью ее снова. Перед глазами розовый туман. Хохочущая маска…
– Заткнись!!!
– Бей! Бей! Покажи себя!
Еще один удар. Еще один. Кровь из рассеченных губ заливает ей подбородок. Губы опухли. Они шевелятся, как толстые красные черви.
– Давай! Прикончи меня! Прикончи!
Она падает на колени, не преставая хохотать. Я хватаю ее за волосы и вздергиваю голову вверх. Я хлещу ее по щекам. Проклятый смех не прекращается. Он режет, кромсает внутренности. Выворачивает меня наизнанку.
– Заткнись!!!
– Давай! – падая, хрипит она. – Давай! А теперь еще и трахни меня! Трахни!
– Прекрати!!!
Ее крики сводят меня с ума.
– Трахни меня и прикончи!!!
Она извивается на земле. Кровь сочится из рассеченных губ, кровь льется из разбитого носа. Кровь смешивается с рыхлым влажным песком.
Я больше не могу выносить этот смех.
У меня нет сил выносить это…
– Трахни меня и прикончи!!!
Я тяжело повалился рядом с ней на мокрый песок, зажимая уши ладонями. |