У меня не было сил даже закрыть лицо руками. Я сидел и как зачарованный смотрел на стремительно приближавшееся желтое пятно. Сто метров… Пятьдесят… Двадцать.

Чья‑то ледяная ладонь сгребла мои внутренности и сжала так, словно хотела выжать из них сок.

Мои глаза вылезают из орбит.

Мой рот распахнут в немом крике.

Мои мышцы сведены судрогой…

«Хонда», визжа тормозами и не переставая сигналить, вильнула в сторону. В окно хлынул поток воды из‑под ее колес.

Я обернулся. С «хондой» все было в порядке. Я видел ее габаритные огни. Они быстро растворялись в серой пелене.

– Какого черта ты делаешь?! Какого дерьмового черта ты вытворяешь?!

Я посмотрел на Вик. По ее подбородку из прокушенной губы стекала тонкая струйка крови.

– Прекрати, слышишь?!

Бесполезно. Вик не было в машине. Она была где‑то в другом месте. Мне показалось, что через мгновение появится маска.

Но этого не произошло.

Дорога шла в гору. Когда подъем закончился и мы оказались наверху, я увидел впереди целую вереницу машин. Если Вик не затормозит или не вернется на свою полосу сейчас, мы покойники. А вместе с нами еще несколько человек.

Но она и не думала тормозить. Наоборот. Почувствовав спуск, машина только увеличила скорость. Почти двести тридцать километров в час.

Наверное, со стороны мы выглядели как свихнувшаяся черная торпеда.

Целый хор гудков встречал нас внизу.

Перекрывая этот хор и шум ветра, Вик завизжала так, что у меня заложило уши:

– Смерть – это победа![12]

У нее было совершенно безумное лицо. Действительно лицо летчика‑камикадзе, бросающего самолет в последний вираж.

Суматошное мигание фар впереди.

Мы мчались прямо на них.

Следующие несколько секунд были наполнены визгом тормозов и воем сирен. Я вертелся в свом кресле, будто пытался увернуться от несущихся на меня машин. Кажется, что‑то кричал…

Они бросались врассыпную, как цыплята от лисицы. Это было похоже на безумную компьютерную игру. Только нельзя было нажать на клавишу save .

В какой‑то момент я очень ясно понял, что эти секунды могут стать последними в моей жизни. А могут и не стать. Но рано или поздно, так или иначе, они обязательно придут. Это неизбежно. Мне придется  пережить их. И случись это даже через сотню лет, они не станут приятнее и легче. Их так же будет наполнять предсмертный ужас. И меня так же будет переполнять желание жить. Я так же буду кричать про себя: «Только не сейчас! Пожалуйста, только не сейчас!!!» Ничего не изменится. Если я уцелею, это будет всего лишь отсрочка. И кто знает, сколько возьмет с меня смерть за нее. Цена может оказаться непомерно высокой.

Может быть, смерть в горящей машине на обочине дороги – это подарок мне.

Может быть, лучше, чтобы все закончилось именно сейчас. И именно так…

Поняв это, я перестал дергаться, как марионетка в руках эпилептика. Поняв это, я перестал цепляться за свою гребаную жизнь. Поняв это, я сказал своей смерти «привет» и улыбнулся.

Все равно я безраздельно принадлежу ей. Какого черта вести себя так, будто я собрался жить вечно?

Оказывается, почувствовать ее рядом с собой вовсе не так страшно. Это гораздо ужаснее… Но в то же время испытываешь огромное облегчение. Нужно только понять, что ты был обречен еще до появления на свет. А будущее – всего лишь иллюзия, рожденная жаждой жизни.

Сколько это продолжалось, я не знал. Мне показалось, прошла целая жизнь, прежде чем Вик, наконец, нашла прореху в потоке и нырнула на свою полосу. Лицо ее было совершенно непроницаемым. Только дрожь, которая сотрясала ее плечи, говорила о том, что она прекрасно осознавала происходящее.