На Западе это были прежде всего произведения Клиффорда Саймака, Альфреда Бестера, Брайана Олдисса, Рэндалла Гаррета, Роберта Шекли. В СССР — произведения Ариадны Громовой и Рафаила Нудельмана, Севера Гансовского, Александра и Сергея Абрамовых. Я перечислю лишь те произведения, которые реально изменяли представления читателей о параллельных вселенных, реально внесли свой вклад в развитие фантастической науки — речь идет не о фантастической истории (это предмет особого разговора), а о фантастической физике, о физике параллельных, многомерных, ветвящихся пространств, ведь именно развитие физических идей позволило фантастам исследовать различные исторические ситуации, различные варианты истории не только отдельных стран, но и земной цивилизации в целом.
В романе Клиффорда Саймака «Кольцо вокруг Солнца» описаны многочисленные планеты Земля, существующие каждая в своем мире, но на одной и той же орбите, и отличаются эти миры и эти планеты друг от друга лишь незначительным (на микросекунду) сдвигом во времени. Многочисленные Земли, которые посещает герой романа, образуют единую систему миров — по сути тот самый Мультиверсум, о котором физики начали серьезно рассуждать лишь десятки лет спустя.
Клиффорд Саймак неоднократно возвращался к проблеме параллельных миров — кроме «Кольца вокруг Солнца» можно упомянуть замечательный роман «Вся плоть — трава» (в русском переводе роман выходил под названием «Все живое») и очень поэтический рассказ «Пыльная зебра», ставший «прародителем» множества аналогичных произведений других фантастов, ничего по сути к идее, высказанной Саймаком, не добавивших.
Любопытный взгляд на ветвление миров высказал Альфред Бестер в рассказе «Человек, который убил Магомета». После появления рассказа Джона Уиндема «Хроноклазм» в фантастике утвердилось мнение о том, что если вернуться в прошлое и что-нибудь там изменить, то неминуемо меняется вся историческая «ткань», и персонаж возвращается уже не в свое настоящее, а в измененное его же вмешательством. Это не параллельный мир, это мир измененный — тот мир, из которого персонаж отправился в прошлое, после вмешательства попросту перестает существовать. Если вернуться к борхесовскому образу сада ветвящихся тропок, то идея Уиндема заключалась в том, что, ступив на одну из тропок, личность «стирает» все остальные, они больше не существуют. Тропки — миры — не ветвятся, есть один-единственный мир, который меняется вмешательством литературного персонажа и в дальнейшем развивается также по одному-единственному выбранному пути до тех пор, пока новое вмешательство не изменит и это направление на новое — также единственное.
Идея Уиндема, также породившая огромное исследовательское поле в фантастической науке, отличалась от идеи многомирия и никак не влияла на развитие этой идеи до тех пор, пока не появился упомянутый выше рассказ Бестера. «Меняя прошлое, — утверждал герой рассказа, — меняешь его только для себя». Иными словами, после изменения прошлого возникает ответвление истории, в котором лишь для персонажа, совершившего изменение, это изменение и существует. У каждого из нас есть свое личное прошлое, которое мы можем изменить собственным вмешательством — изменить свою память о тех или иных событиях, сделать эти события вообще для нас не существующими. Но это никак не скажется на памяти других людей, для которых прошлое останется прежним.
В дальнейшем, несколько десятилетий спустя, идея «личного прошлого» пришла и в физику — разумеется, как это обычно и происходит, не из фантастики, а в результате развития эвереттических идей и гипотез.
Вернемся, однако, в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века — время, когда фантастическая наука о параллельных и ветвящихся вселенных развивалась особенно бурно. |