Что мешает нам на том же основании предположить, будто в основе одного идеального мира лежит другой идеальный мир, или другой разумный принцип? Но что если мы остановимся и не станем двигаться дальше; зачем заходить настолько далеко? Почему бы не остановиться на материальном мире?.. Какое удовлетворение, в конечном счете, принесет эта бесконечная прогрессия? Если в основе материального мира лежит похожий на него идеальный мир, то точно так же и в основе этого идеального мира лежит иная Вселенная; и так далее, без конца. Следовательно, лучше было бы вообще не выходить за рамки нынешнего материального мира. Предположив, что в нашем мире содержится принцип, ответственный за его собственный порядок, мы в сущности утверждаем, что этот принцип Бог. И чем раньше мы придем к существованию Божества, тем лучше. Делая шаг за пределы обыденного мира, мы лишь возбуждаем капризное любопытство, которое никогда не сможем удовлетворить.

Словом, если мы отождествляем Бога с материальной Вселенной, то нет нужды идти дальше, и это здорово, потому что избавляет от необходимости задавать щекотливые вопросы. Это, однако, не означает, что Вселенная создала сама себя. А значит, и тот самый вопрос, на который Юм хотел дать окончательный ответ, по-видимому, остается открытым (правда, за двести лет до этого подобную идею высказывал Спиноза).

Подобным образом и другие научные вопросы испытывают на себе влияние человеческой психологии. Нам сложно представить себе искривленное пространство Эйнштейна (хотя для опытного математика или физика это вполне возможно), потому что мы сдуру задаем вопрос «Что же оно огибает?». Ответ звучит так: искривленное пространство не огибает что-то конкретное оно изогнуто само по себе. Его натуральная метрика, то есть математическая мера расстояния, отличается от плоской. По сравнению с наивной моделью, основанной на геометрии Евклида, пространство как будто сжимается или растягивается. С другой стороны, нас вполне устраивает бесконечная Евклидова плоскость или ее трехмерный аналог пространство. Нам не приходит в голову спросить: «Вдоль чего тянется эта плоскость?». Хотя смысла (или его отсутствия) в этом вопросе ровно столько же.

Эти когнитивные искажения, вероятно, связаны с пространственной моделью, которая была выработана нашим мозгом в процессе эволюции, и, по-видимому, соответствует евклидовой геометрии. Возможно, что самая простая модель, которая укладывается в наши представления о близлежащем мире, после простейшей экстраполяции создала ощущение неограниченного пространства. Эта идея довольно заманчива, потому что мы действительно не видим каких бы то ни было границ. Наш мозг сильно подвержен разным частностям. Предположительно наша модель причинно-следственных связей эволюционировала таким образом, чтобы соответствовать типичным последовательностям событий, происходящих в непосредственной близости, то есть в человеческой сфере бытия.

В критической ситуации выясняется, что обе теории и та, в которой время имеет определенное начало, отделенное от настоящего конечным промежутком, и та, согласно которой время существовало всегда, не лишены недостатков. Это наводит на мысль о том, что мы ищем ответ не на тот вопрос. Наше представление о Вселенной может оказаться таким же ограниченным и несуразным, какими были космические животные в древних культурах. Возможно, что с точки зрения ученых будущего и Большой Взрыв, и черепаха с четырьмя слонами на спине будут восприняты как концептуальные ошибки очень похожего свойства.

Когда старший библиотекарь мисс Марджори Доу проснулась, она обнаружила, что чувствует себя на удивление бодро как говорится, в приподнятом настроении. Пошарив вокруг себя, она убедилась в том, что все важное осталось на месте; вне всякого сомнения, ночь она провела в превосходной и невероятно удобной кровати. На лицо была только одна незначительная проблема эта кровать была чужой, а такого не случалось уже какое-то время.