Вспоминает Воеводин:

Для меня питерско-московские концерты “Наутилуса” оказались последней нотой. Нервов после этого не осталось никаких, и голову клинило до смешного. Я почувствовал, что выложился целиком.

В компании наутилусовских гитаристов Игорь все меньше сопротивлялся “стечению обстоятельств” и начал постепенно спиваться. К моменту постизраильских событий его норма дошла до двух бутылок “Распутина” в день, и он уже физически не мог управлять делами группы. Крест на своей директорской карьере Воеводин поставил во время летней гастрольной поездки, включавшей в себя выступление “Hay” на фестивале в Новой Каховке, а также концерты в Сочи и Ялте. Концерты, состоявшиеся в “Зеленом театре”,прошли в антисанитарных условиях, вместо гостиницы группа ютилась по каким-то частным квартирам... На обратном пути Воеводин прямо на вокзале вручил паспорта всех музыкантов какому-то деклассированному элементу, который клятвенно обещал достать билеты на поезд Симферополь–Москва. Больше этих паспортов никто в группе не видел. В Москву “Наутилус” возвращался в плацкартном вагоне, всем своим видом напоминая неудачливый стройотряд, который обобрал их же собственный бригадир.

Вскоре Воеводин распрощался с “Наутилусом”. К тому моменту у него стали опухать руки и ноги, но на предложение Кормильцева подлечиться и несколько месяцев отдохнуть, он сказал: “Вам самим надо лечиться”, – и из группы ушел.

Перед всеми в “Наутилусе” встал вопрос, что же делать в такой ситуации. Правильнее всего было выдержать паузу, какое-то время отдохнув друг от друга. Бутусов решил предоставить этому составу последний шанс, раздав перед летним отпуском всем членам группы конкретное домашнее задание.

Вспоминает Потапкин:

Скандалили мы страшно, но для Славы в тот момент важнее всего была постоянная продуктивная работа и нормальный конечный результат. Еще весной он купил себе портостудию, на которую набросал эскизы новых песен. Теперь на время каникул Слава предложил каждому из музыкантов подготовить аранжировку одной из песен. Это была своего рода проверка на вшивость.

Саша Беляев взялся работать с “Полиной”, Потапкин – с “Колесами любви”, Белкин – с композицией “Христос”. Сам же Бутусов отправился в студию на Фонтанке делать пробную запись будущей программы “Титаник” вместе с музыкантами “Аквариума”.

Вспоминает Кормильцев:

У Бутусова сложились удивительно теплые отношения с ребятами из “Аквариума”. Запись продвигалась на редкость удачно, и в студии даже начали вестись разговоры о том, чтобы в таком составе (Бутусов–Сакмаров–Зубарев–Рацен плюс кто-нибудь еще) ездить на гастроли. Узнав об этом, Гребенщиков сказал музыкантам, что они делают большую глупость. Это, мол, означает не просто сменить женщину, а поменяться ею с другом. Бутусов, увидев, что БГ начал высказывать недовольство, тут же отошел в сторону. К Гребенщикову он относился с почти священным трепетом.

Действительно, в тот период Гребенщиков активно общался с Бутусовым и Кормильцевым, вследствие чего их влияние друг на друга было достаточно заметным. Все трое увлекались древнеегипетской мифологией и культурой, культом фараонов и их своеобразным видением мира. Лидер “Аквариума” готовился к работе над альбомом “Любимые песни Рамзеса IV”, “Наутилус” записывал “Тутанхамона”. Даже композиция “Негодяй и Ангел” первоначально планировалась для совместного исполнения дуэтом Бутусов–Гребенщиков, который, увы, так и не состоялся. Зато состоялась осенняя предварительная запись материала для “Титаника”, вышедшего спустя два года в виде альбома, получившего название “„Титаник“ на Фонтанке”.