Изменить размер шрифта - +
Ему даже наплевать на то, что я вдова Талберта. — Ее голос снова задрожал. — Если с ребенком что-то случится, он вышвырнет меня на улицу в одну секунду…

Эвелин прервала этот поток жалоб, который все больше начал напоминать дешевую мелодраму.

— Мы не допустим, чтобы с ребенком что-то случилось. Кроме того, каковы бы ни были мотивы его поведения, чувство долга или…

— Садизм, — вставила Конни.

— Садизм или что угодно, все-таки он готов помогать тебе до тех пор, пока не родится ребенок. Это уже кое-что, ведь правда?

— Наверное, — не очень уверенно согласилась Конни. — Но что будет со мной потом?

Эвелин не ответила. Она сама уже не раз задавалась этим вопросом. А что будет с Конни потом? Неужели Квентин действительно думает что они — Квентин, Конни и ребенок — будут жить здесь все вместе? Или он надеется, что ему как богатому дядюшке будет разрешено беспрепятственно видеться с ребенком, когда только пожелает?

— Я не удивлюсь, — горько сказала Конни, — если он просто попытается от меня откупиться. Я хочу сказать, попытается купить у меня ребенка.

Эвелин была шокирована. Она недоуменно посмотрела на Конни и решила, что с этим драматическим спектаклем пора кончать.

— Перестань, этого не может быть. Глупости!

— Да? — Конни чуть прищурилась, ей эта мысль явно не казалась такой уж чудовищной. — И все же интересно, сколько бы он предложил. — Тут она вздохнула. — Но ведь это все равно были бы деньги Талберта, верно? Не понимаю, почему Квентин лишь изредка бросает мне доллар-другой. Да хоть бы он еще держался при этом со мной любезно!

Эвелин с трудом подавила желание застонать. Она провела здесь всего один час, а Конни уже испытывала ее терпение. Но все равно положение действительно странное. Разве Конни как вдова Талберта не должна была унаследовать его состояние? Эвелин решила внести ясность в этот вопрос. Наверное, Квентин будет не слишком доволен, если она начнет совать нос в его дела. Но все равно. Если она не выяснит истинное положение дел, то не сможет помочь Конни.

— Любезность — это прекрасно, — осторожно заговорила Эвелин. — Но не забывай, ты никогда не сможешь изменить этого человека. Ты не можешь заставить стать другим никого, кроме себя самой. А твоя забота теперь — ребенок. Когда он должен родиться?

Несмотря на попытки Эвелин переменить тему, Конни только еще больше разволновалась. Ничего не ответив, она вскочила с постели, быстро подошла к окну и стала с отсутствующим видом смотреть на деревья. У нее был взгляд заключенного, который смотрит на волю из-за толстой решетки.

Что делать дальше? Эвелин подошла и встала рядом с кузиной у окна.

Конни смотрела на восхитительный пейзаж, явно не замечая его красоты. Она молчала, все ее тело было напряжено. Эвелин пришло в голову, что Конни, возможно, в глубине души боится родов — и боли, и последующей ответственности за ребенка, и того, что с его рождением ее беспечная юность кончится. Это естественная реакция, но молодые матери почему-то относятся ко всему этому очень болезненно.

— Разве врач не сказал, когда тебе рожать?

— В первых числах декабря, — не глядя на Эвелин, ответила Конни. Ее голос звучал сдавленно, точно слова давались ей с трудом.

Эвелин узнала все, что хотела. Подсчет был прост. Талберт Блейн и Конни поженились всего за три месяца до несчастного случая. После гибели Талберта прошло еще два месяца. А до декабря осталось еще два месяца. Всего семь. Ребенок был зачат до того, как Талберт и Конни поженились.

В наше просвещенное время это не имеет большого значения, тут нечего переживать.

Быстрый переход