Тоненькая фигурка Али Мак-Кэб съежилась, будто ее ударили кнутом. Она заботилась о княжне с малолетства и возмутилась нападками святоши:

— Моя милая девочка невинна и всегда была такой! — Пожилая служанка вертелась на своем месте и все больше злилась. — Нигде на свете ни один мужчина не посмел прикоснуться к моей хозяйке.

— Это как сказать, — не унимался злобный пастырь. — У вас ведь нет свидетелей, вы полагаетесь лишь на слово княжны.

Зинаиду возмутили грязные намеки, и она еле сдержалась, чтобы не ответить в том же духе, но потом подумала, что все равно не переубедит тупого священника и он будет думать о ней как захочет.

Али же не спустила ему:

— Учитывая, что вы едете в карете княжны и останавливаетесь в комнатах, за которые платит она, вам, сударь, следует относиться к ней подобающе и выказывать благодарность за гостеприимство и щедрость.

Иван смерил служанку уничтожающим взглядом:

— Ты плохо знаешь Святую Библию, старуха, иначе не упрекнула бы меня за то, что я принимаю помощь, особенно от тех, кто может себе ее позволить. Ты, должно быть, недолго прожила в нашей стране и не знаешь русских обычаев.

Служанка с отвращением посмотрела на лицемера, вспомнив день, когда тот появился в доме княжны. Боясь истратить собственный грош, он тут же заявил, что не имеет денег и взял с собой только одежду. С этого момента нахлебник камнем повис на шее хозяйки, да еще и требует к себе почтения.

День назад Али наблюдала, как святоша пытался уговорить княжну, чтобы та не давала деньги молодой матери, которая после внезапной смерти мужа осталась одна с новорожденной дочерью на постоялом дворе. Попытка не допустить щедрого дара выглядела в глазах Али непристойно. Она полагала, что священник хотел получить деньги для себя, а потом передарить их церкви, во всяком случае он так говорил. Поведение Воронского возмущало служанку, и она была убеждена, что священник больше заботится о собственных интересах и благосостоянии, нежели о нуждах бедняков.

— Простите, ваше преосвященство. — Али обратилась к Ивану, умышленно присвоив титул, дабы уязвить его самолюбие. Постоянные заявления Воронского о собственной значимости и святости казались Али примитивным бахвальством, а кодекс чести, проповедуемый им, состоял из того, что было важно непосредственно для его персоны. — Конечно, я давненько не была в церкви, хотя люди говорят, что некоторые из священников — волки в овечьей шкуре. Но поскольку вы считаете себя земным божеством, мои доводы вас не убедят.

На висках Ивана вздулись багровые вены. Маленькие, похожие на пуговки глазки впились в служанку, словно он пытался с помощью магии заставить ее исчезнуть с лица земли. Конечно, Воронскому это не удалось, он даже не напугал Али Мак-Кэб, поскольку та оказалась твердым орешком. Никого подобного ей он еще не встречал.

Женщина приехала из Англии в Россию с невестой графа Зенкова двадцать с лишним лет назад, и к ней всегда относились как к доброму другу, а это не могло не вызвать в Али привязанности к хозяевам и уверенности в их правоте.

— Как ты смеешь сомневаться во мне? Я представляю Церковь.

— Церковь? — с любопытством спросила Али. — Но их много, и таких разных. К какой же вы принадлежите?

Иван поежился от столь смелого вопроса:

— Ты о ней не знаешь, старуха, она создавалась далеко отсюда.

Али почти ожидала таких слов, ибо Воронский уже много раз уходил от обсуждения религиозных тем и никогда не раскрывал названия монастыря, к которому принадлежал. Но его уклончивый ответ только разбередил ее любопытство и подогрел горячий ирландский темперамент.

— Как далеко, господин? Где — вверху или внизу?

Иван уже был готов взорваться, но передумал, предпочтя свой обычный оскорбительный тон:

— Неужели ты можешь иметь малейшее понятие о той провинции, из которой я родом? Не собираюсь обсуждать подобные вопросы с тупой служанкой.