Мы заметили, как один из них прицелился в пятиногого удивительным оружием, каким был парализован я. Животное сразу задергалось и упало.

— Несомненно, эти существа на Марсе — то же самое, что и люди на Земле, — заметил Антуан.

Я был полностью согласен с ним. Кроме того, и движениями своими эти существа отличались от всего другого.

— Хоть бы они пощадили Жана, — вздохнул я.

— Если только захватили его живым.

Время от времени мы возвращались на опушку леса и кружили над ней во всех направлениях. Никого. Пропадала последняя надежда. Наше путешествие на Марс казалось мне теперь чем-то бесполезным и безрассудным.

— Разве можно было лететь сюда такой малой группой, — сказал я, когда прошло пять или шесть часов с момента исчезновения Жана. — И мы, разумные люди, сделали такую глупость.

— Пришлось бы жалеть, если бы это было действительно глупо. Но все разведчики рискуют жизнью. Это — закон. Разве мало погибло тех, кто плавал на каравеллах Колумба, кораблях Магеллана или Кука, тех, кто исследовал девственные леса, дебри и пустыни… А сколько пропало тех, кто летал на Луну и остался там навсегда? А ведь это были не такие смелые начинания, как наше… Может, я погибну здесь, но сожалеть не собираюсь, — гордо закончил Антуан.

— Нам нужно было лететь сюда большой группой.

— А для этого пришлось бы отложить полет на долгий срок, чтобы построить несколько звездолетов, искать и деньги, и людей, которые бы решились лететь. К тому же, кто знает, было ли лучше, если бы нас вылетело больше? Если на Марсе много таких трехногих, которые захватили Жана, то лететь сюда группой в двадцать, тридцать или пятьдесят человек было бы опаснее, чем двоим или троим. Нужно покориться.

День миновал, и нам пришлось заночевать над лесом. И снова мы увидели светящиеся создания в воздухе, но на сердце было так тяжело, что не хотелось ни наблюдать, ни исследовать. Мы только еще раз убедились, что в этой эфирной жизни есть свои особенности, есть разные виды этих туманных созданий.

Колыхания светящихся волокон напоминали движение толпы на улицах большого города, только безостановочное и сложное. Часто это движение, неизвестно зачем, происходило в одном направлении. Вспыхивали сверкающие огни, изменялся ритм свечения, оно то усиливалось, то уменьшалось, и помимо воли казалось, что это своеобразный разговор. В некоторых группах можно было предположить единоначалие, в других его не было. Группы складывались из разного числа волокон-прядей — от нескольких до нескольких сотен. Этой ночью мы видели громадную толпу таких прядей — несколько тысяч. Длина их доходила до семи-восьми метров. Они поднимались вверх почти вертикальной колонной. Движения прядей были необычайно быстрые, точно они хотели долететь до звезд. Хотя и тяжело нам было, все же мы полетели вверх за этой толпой. Она поднялась почти на несколько сот километров. Немного погодя колонна уже не светилась: светящиеся создания уже не так сверкали. За ними не оставалось даже искристого следа. Когда они останавливались, то лишь слабо мерцали. Минуло еще полчаса, и толпа опустилась на планету.

— Мы видели, так сказать, форум эфирного мира, — сказал Антуан, когда мы снова опустились над лесом. — Бесспорно, эта форма жизни утонченнее нашей.

— А разве то, что они не замечают нас, не свидетельствует о нашем превосходстве?

— И мы тоже на протяжении всей первоначальной эволюции не замечали микробов, которые в то же время уничтожали человечество. Может, ты будешь утверждать, что они, губившие негров, египтян, греков, стояли выше людей, которые их вынашивали и не догадывались о них?

— Кто его знает?

Мы помолчали, а потом направили на лес белых грибов яркие лучи прожекторов, без особой надежды пытаясь найти товарища.