Изменить размер шрифта - +
А теперь я лежу в той же самой постели, а их обоих уже нет. Наверное, я еще не осознаю в полной мере, как это на мне отразилось.

Сьюзен не срывается. Не рыдает. Она спокойна и искренна. Она потеряна. Я не видела этого раньше, потому что потеряна сама. Но теперь я вижу, что Сьюзен нужно… что-то. Что-то, за что она сможет держаться. Для меня этим чем-то была она. Она была скалой посреди шторма. Меня всё еще штормует, но… я тоже должна стать скалой. Должна не только пользоваться поддержкой, но и оказывать ее. Пора «весь мир крутится вокруг меня» закончилась довольно давно.

— Чего бы вам хотелось? — спрашиваю я.

Сьюзен, кажется, всегда знает, что мне нужно, ну или по крайней мере думает, что знает, но с такой уверенностью, что и меня в этом убеждает.

— Я не знаю, — отвечает она с такой тоской, словно ответ где-то есть, вот только она не знает, где его искать. — Не знаю. Наверное, мне нужно много с чем смириться. Принять произошедшее. — Она ненадолго замолкает. — Я не верю в существование рая, Элси. — Ее голос надламывается. Глаза превращаются в узкие щелочки, уголки губ тянутся вниз, и дыхание сбивается. — Мне так хочется в него верить! — Слезы ручьем текут из ее глаз. Я знаю, какого это — так рыдать. Знаю, что она сейчас чувствует себя как в бреду, и что скоро слезы высохнут на ее глазах, словно те осушились и им нечего больше дать. — Мне хочется верить в то, что он счастлив, что он находится в лучшем месте. Все твердят мне, что он находится в лучшем месте, но… я в это не верю. — Всхлипнув, она утыкается лицом в ладони. Я успокаивающе поглаживаю ее по спине. — Я чувствую себя ужасной матерью из-за того, что не верю в то, что он в раю.

— Я тоже в это не верю, — признаюсь я, — но иногда воображаю, что он там. Так мне становится чуточку легче. Вы тоже можете себе это просто вообразить.

Сьюзен прислоняется ко мне, и я поддерживаю ее, обнимая. Это приятно — поддерживать другого человека. При этом ощущаешь себя сильной, может даже сильнее, чем ты есть на самом деле.

— Мы можем поговорить с ним, если хотите, — предлагаю я. — Ничего же плохого от этого не случится. Как говорят, попытка не пытка. Кто знает, может, у нас на душе станет легче. Может… он нас услышит.

Кивнув, Сьюзен пытается взять себя в руки. Она глубоко вздыхает, вытирает щеки и открывает глаза.

— Да, — отвечает она. — Хорошо.

 

МАЙ

 

— Мы в Неваде! — кричит Бен, когда мы пересекаем границу штата. Он весел и бодр.

— Ура! — кричу я в ответ.

Мы победно вскидываем вверх кулаки. Я опускаю стекло, и лицо обдает воздухом пустыни. Воздух теплый, но в ветерке чувствуется прохлада. Еще так рано, что вдали видны зажженные огни города: броские и некрасивые, яркие и кричащие. Их так много! Я смотрела на город казино и шлюх, город, где люди проигрывают бешеные деньги и напиваются в стельку, но это не имело никакого значения. Огни этого города манили, зазывая нас.

— Какой там съезд, напомни-ка? — спросил Бен. Это был редкий и краткий миг рациональности в безумно эмоциональной поездке.

— Тридцать восьмой, — ответила я, схватив его ладонь.

Я ощущала себя так, будто нам принадлежит весь мир. Как будто всё у нас только начинается.

 

НОЯБРЬ

 

Лишь к вечеру мы набираемся сил, чтобы с ним поговорить. Ноябрьская ночь тепла даже по меркам Южной Калифорнии. Во всем доме распахнуты стеклянные двери. Я стараюсь говорить в сторону ветра. Говорить с ветром — это так символично, что, как мне кажется, может сработать.

— Бен? — зову я.

Я планировала начать с чего-то весомого, но мозг словно отключился. Я не говорила с Беном с того самого момента, как он, попрощавшись, обещал скоро вернуться.

Быстрый переход