— Можно оформить мне ее выдачу, Элси? Или… как это сделать, если вы закрыты?

— Просто верните ее через три недели, мистер Каллахан. Это будет нашим секретом.

Улыбнувшись мне, мистер Каллахан запрятал книгу под куртку, как какой-то воришка. Пожал Бену руку и пошел домой. Когда он вышел за дверь, я повернулась к Бену.

— Ты читаешь подростковые книги?

— У всех свои заскоки. Не думай, что я не знаю, что на завтрак ты пьешь диетическую колу.

— Что? Как ты об этом узнал?!

— Я очень внимательный и мозговитый. — Он постучал указательным пальцем по своему виску. — Теперь, когда ты знаешь мой самый сокровенный и постыдный секрет — что я читаю книжки, написанные для малолетних девчонок, — я всё еще нравлюсь тебе? Мы пойдем на свидание, или ты решила меня бросить?

— Вот уж нетушки, ни за что тебя не отпущу, — схватила я его за руку.

Зазвонил телефон, Бен подбежал к столу и поднял трубку:

— Библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакса, справочная. Чем я могу вам помочь? — надменно произнес он. — Нет, простите. Мы сегодня закрыты. Спасибо. До свидания.

— Бен! — воскликнула я. — Это было непрофессионально!

— Пойми меня правильно, я не мог доверить это тебе.

ИЮНЬ

— Что это было? — спросила Анна, доедая свой блинчик.

— Я… я запаниковала. Не была еще к этому готова.

Я снова набираю номер.

— Библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакса, справочная. Чем я могу вам помочь? — Опять Нэнси.

Нэнси — пышка в возрасте. По профессии не библиотекарь. Она лишь помогает нам в справочной. Нет, нехорошо говорить так о ней. Нэнси не просто помогает нам. Она выполняет кучу работы и со всеми добра. По-моему, Нэнси никому не сможет сказать что-то неприятное или дурное. Она из тех людей, с которыми возможны добрососедские отношения. Но при этом она искренна и бесхитростна. Мне всегда казалось, что одно противоречит другому.

— Привет, Нэнси. Это Элси.

Громков вздохнув, она тихо произносит:

— Мне очень жаль, Элси.

— Спасибо.

— Я даже не могу себе представить…

— Спасибо, — обрываю я ее. Если она продолжит в том же духе, то я снова нажму на отбой. Свернусь калачиком и зальюсь гороховыми слезами. — Там Лайл рядом? Мне нужно поговорить с ним о моем возвращении на работу.

— Конечно, конечно. Секундочку, милая.

Лайл отвечает через несколько минут, и его ответ подобен урагану. Наверное, ему еще неприятнее вести этот разговор, чем мне. Никто не хочет быть на месте человека, который в подобной ситуации должен разглагольствовать о моих обязанностях.

— Послушай, Элси. Мы всё понимаем. Бери столько времени, сколько тебе нужно. У тебя накопилось достаточно и отпускных дней, и больничных, и дней, что ты работала сверхурочно, — выпаливает он, желая быть любезным.

— А сколько мне полагается мой-муж-умер дней? — спрашиваю я, пытаясь разрядить атмосферу, пытаясь сделать так, чтобы все перестали чувствовать неловкость. Но все ее чувствуют, и шутка падает в воздух, точно в воду бревно. Между нами повисает пауза размером с автобус. — Спасибо, Лайл. Думаю, для меня будет лучше побыстрее вернуться к ежедневной рутине. Жизнь ведь продолжается, да? — Чушь. Пустая болтовня. Жизнь не может продолжаться. Просто именно эти фразочки люди говорят друг другу, услышав их в одной из дневных телевизионных передач. Для меня больше жизни не существует. И не будет существовать. Ничего не будет продолжаться. Однако тем, кто не живет в долине горя, не нравится слышать такое. Им нравится слышать, что ты «оживаешь».