— Ой, простите, — извиняется парень, поднимая книгу, которую уронил.

Он мой ровесник или чуть постарше меня. С темными волосами и легкой щетиной. Высокий, крепкий и широкоплечий. В джинсах, выцветшей футболке и ярких кедах от Чака Тэйлора. Я сдвигаюсь, чтобы обойти его, но он, по всей видимости, хочет задержаться и поболтать.

— Брет, — представляется он, протягивая мне руку.

— Элси, — пожимаю я ее.

— Простите, что врезался в вас. Я тут впервые, а библиотекари здесь не шибко помогают.

— Я здесь библиотекарь, — отвечаю я. Мне плевать на то, станет ему неудобно или нет.

— Как неловко, — смущенно смеется он. — Простите. Снова. Вау. Что-то я всё время попадаю впросак?

— Да нет.

— Послушайте, может быть, в качестве извинения вы позволите угостить вас кофе?

— Да всё нормально. Не переживайте.

— Нет, нет. Я настаиваю. Мне бы очень хотелось угостить вас, — улыбается он.

Наверное, считает себя милым и очаровательным.

— Эм… Нет, знаете, мне нужно возвращаться к работе.

— Может, тогда в другой раз?

Не пойму: он думает, что я стесняюсь и скромничаю?

— Я замужем, — обрубаю я, пытаясь закончить разговор. Не знаю, говорю ли я это, потому что так и считаю, или потому что хочу отделаться от парня, как когда-то говорила: «Вряд ли моему парню это понравится», когда была одна и ко мне клеились бездомные мужики у магазинов.

— Оу. Простите. Я не… я не ожидал.

— Бывает, — отвечаю я, показывая ему руку с кольцом.

— Что ж... — смеется он, — если у вас с мужем не склеится…

И в этот момент я его бью.

Удивительно, какое удовольствие мне доставляет ощущать, как кулак проходится по его лицу, видеть, как из носа течет тонкая струйка крови.

Нельзя бить людей по лицу. В особенности нельзя этого делать на рабочем месте. И уж тем более, когда ты работаешь в госучреждении. А тут человек, которому ты вмазал, ведет себя как ребенок и настаивает на том, чтобы вызвали полицию. И когда приезжают полицейские, мне нечего им сказать в свою защиту. Парень меня не бил. Не запугивал. Не грубил. Он не делал ничего, что могло бы спровоцировать мою агрессию. То есть, я набросилась на него без причины. Поэтому, как бы позорно это ни было, меня арестовывают. Нет, на меня не надевают наручники. А один полицейский даже, кажется, считает всё это забавным. Просто если копов вызывают, потому что ты дал кому-то по морде, и по их прибытию ты признаешь: «Да, офицер, я ударил этого человека», то они по крайней мере должны забрать тебя «для разбирательства» в участок. Один из полицейских усаживает меня на заднее сидение патрульной машины, напоминая пригнуть голову, чтобы избежать удара. Когда он закрывает дверцу и идет садиться на переднее сидение, из библиотеки выходит мистер Каллахан и встречается со мной взглядом. Наверное, мне должно быть стыдно. Но мне всё равно. Я гляжу на мистера Каллахана через стекло, и его губы вдруг изгибаются в улыбке. А улыбка медленно переходит в смех — в смех, в котором шок смешивается с уважением, или даже гордостью. Машина трогается, и мистер Каллахан озорно показывает мне поднятый вверх большой палец. Я обнаруживаю, что и сама улыбаюсь. Похоже, я всё-таки помню, как это делать. Нужно лишь приподнять уголки губ.