Счастливый ветер, который за мгновение до этого наполнил паруса Ивановой надежды, неожиданно стих, оставив их беспомощно висеть, словно ненужные тряпки на нелепо растопыренных реях. Ведь он приготовился самое меньшее к яростному выпаду раздраженной женщины.

Зинаида вернулась к себе и, сбросив свой наряд, надела крестьянское платье, которое обычно носила дома, когда приходилось заниматься хозяйственными делами. Ее неожиданное возвращение разожгло любопытство Эли, а уж это переодевание подтвердило ее худшие догадки. Она потребовала объяснений, и, как ни старалась Зинаида спокойно и осторожно внушить ей, что нынешнее задание Ивана связано с некоторой помощью по кухне и что, в конце концов, это все равно приятнее, чем невыносимые нотации, Эли пришла в неописуемую ярость. Ее бесила наглость этого святоши.

— Что?! Этот мерзкий жаба брал на себя приказать тебе, как какому-то простому работяга? Чума его побери!

— Но я не стану делать ничего такого, что не делала у себя дома, — возразила Зинаида, стараясь успокоить служанку, которая бушевала, точно медведица, чьим медвежатам грозит опасность. — Это вовсе меня не оскорбляет, уверяю тебя.

— Да, моя драгоценная, но это было твое дело решать, какие работы ты хотела делать, а не другому давать команды, как будто какому-либо всемогущему господину. — Говоря все это, пылающая благородным гневом Эли бегала по комнате. — Этот жаба пусть посожалеет про тот день, когда он задумал тебе плохо, вот увидишь, так будет!

— Эли Маккабе! Я запрещаю тебе доставлять такое удовольствие Ивану или княгине Анне! Они не должны видеть, что нас можно вывести из равновесия! Мы станем терпеливо выполнять все его приказания, понимаешь? — Не получив ответа, Зинаида топнула ногой. Она должна была немедленно подчинить своей воле эту сварливую маленькую старушку. — Отвечай, Эли! Ты меня понимаешь?

Служанка обиженно скрестила руки на плоской груди и надула губы. Она никак не могла согласиться с госпожой.

— Он просто нищий бездельник, вот он кто. — Зинаида с трудом сохраняла суровую гримасу. Желание расхохотаться было почти непреодолимым, но она предупреждающим жестом подняла палец прямо перед носом ирландки:

— Пообещай мне, Эли Маккабе, что сделаешь все возможное ради сохранения мира, пока мы здесь.

Горничная метнула на Зинаиду холодный взгляд, но сочла, что лучше будет прикинуться мученицей. Она подняла глаза к небу, словно взывала к святым, и разочарованно вздохнула. Наконец, укоризненно покачав головой, ирландка неохотно уступила:

— Хорошо, я так буду делать, потому что ты мне так говорила, но это не ладно, ты знаешь про это!

Положив руку на узенькие плечи Эли, Зинаида улыбнулась и сказала, копируя ее манеру речи:

— Да, я знаю про это, Эли, моя драгоценная, но лучше, чтобы было таким путем. Возможно, путем маленькой доброты мы отвернем от себя их негодование.

— Вот это будет, наверное, чудо! Да уж! Хотя священники меня уверили, что чуды бывают даже сегодня, я оставаюсь в сомнениях, что надо бы так смело залезать прямо этого волка в зубы.

— Наверное, придется, если нет иного выхода, — озорно блеснув глазами, заметила Зинаида.

Эли замерла, открыв рот и раздумывая над справедливостью этих слов. Наконец она горестно вздохнула и сказала:

— Но это сулит беду тебе, мой агнец.

— Помоги-ка мне лучше одеться, — поторопила ее Зинаида. — А потом убери это платье. Пойду покажусь поварихе. — Тут она остановилась и снова задумалась о дальновидности приказания Ивана. — Бедная Елизавета будет сильно удивлена. Как бы еще, чего доброго, еда у нее не подгорела.

— Хуже от этого не сделается, — едко заметила Эли.