— Мне отчего-то не нравится завтрашний визит к судье.
— Если всё пойдёт плохо, сможем сбежать, — отмахнулся он. — Вряд ли в суде дежурят сильные маги, а потому берусь прорваться в порт и угнать корабль. Впрочем, завтра всё и узнаем, а пока нам следует не разделяться, даже при посещении отхожего места.
С утра Иерофант всё же рискнул нас покинуть, он смотался куда-то в сторону администрации и навёл кое-какие справки. Не знаю, какие аргументы он пустил в ход, скорее всего те, что чеканятся из драгоценных металлов и при встряхивании издают приятный звон. Но кое-что ему разузнать не удалось.
Оказалось, что ситуация далеко не так хороша, как описывал следователь. Если сказать откровенно, мы в полном дерьме. Викинги эти оказались торговцами с севера, да не просто торговцами, а личными дружинниками какого-то тамошнего бонзы. И северян этих в городе много, они целый квартал тут держат, а торговля с ними приносит городу огромную прибыль. А с другой стороны конфликта мы — трое чужаков, пусть и с деньгами, которые прибыли в город непонятно зачем и точно никакой пользы не приносят. С учётом этого наше будущее виделось уже не так благополучно.
Тем не менее, в назначенный срок мы трое явились к судье. На всякий случай, я облачился в доспех и прихватил свой меч, который по требованию стражи снял и положил неподалёку. Если начнётся заваруха, успею к нему пробиться. Аркон тоже был вооружён, его меч скрывался под плащом, отбирать его не стали, но Иерофант категорически запретил ему даже вынимать оружие.
Нас усадили на широкую скамейку перед кафедрой, за которой стоял главный городской судья. Именно ему приходилось решать все конфликты между иностранцами. Судья этот был благообразным стариком, борода которого свисала ниже пояса, он придерживал её руками при ходьбе. Чуть поодаль расположились наши оппоненты, было их десятка два, и занимали они сразу несколько скамеек. Наш язык судья знал хорошо, а викинги разговаривали через переводчика.
Повторно брать у нас показания не стали, судья быстро изложил всю информацию переводчику, а тот пересказал «пострадавшей» стороне. Тут слово взял один из северян. Это был высокий пожилой воин, лицо его было исчерчено старыми шрамами, седая борода стояла дыбом, а губы кривились в презрительной гримасе. Он метал в нашу сторону злобные взгляды, но пока никаких действий не предпринимал.
Говорил он долго, активно при этом жестикулируя, иногда замолкал, потом снова начинал говорить. Наконец, дослушав его до конца, судья повернулся к нам.
— Почтенный Слав говорит, что ничего не знал о намерениях своих дружинников, он допускает, что молодые воины, желая показать свою удаль, могли вломиться в комнату с целью грабежа, но говорит, что убивать они точно никого не хотели, поскольку он им это запретил. Я склонен верить, что так оно и было, поскольку их молодёжь отличается буйным нравом и часто нарушает законы.
Я облегчённо вздохнул. Как оказалось, рано.
— Но он требует соблюдения обычаев, — продолжил судья. — Убитые принадлежали к знатным родам, среди своих они могли бы урегулировать этот вопрос денежной вирой, но к чужеземцам применима только кровная месть. Родственники убитых не простят им того, что они даже не попытались отомстить. Он просит меня дать разрешение на судебный поединок. Вообще-то такая практика у нас есть, но применяется она, как правило, к другим случаям.
— Наш друг тяжело болен и не может сражаться, — немедленно заявил Иерофант.
Вообще-то сражаться он мог, я был уверен, что Аркон легко порубит в капусту любого из этих русых бородачей, вот только убивать ему нельзя. Никак нельзя.
— Если вы разрешите поединок, — спросил я. — То могу поучаствовать в нём я? Их удовлетворит моя кровь?
Судья задал вопрос, старый викинг долго думал, потом кивнул. |