Метрах в десяти ниже по течению была бетонная лесенка, ведущая к воде, – что-то вроде пристани для катеров. И на этой лестнице стояла Марина: голая, мокрая и блестящая.
Против воли Данила залюбовался ею. Марина стояла на краю лестницы, отжимая постиранные вещи. Короткие рыжие волосы потемнели и торчали в разные стороны. На плечах и ключицах поблескивали капли. Вода с одежды лилась на босые ступни девушки, заставляя ее переминаться с ноги на ногу. Так бы стоял и пялился до вечера…
– Привет! – сказал он.
Марина ойкнула и прикрылась футболкой.
– Вы нашли меня.
Вместо ответа Астрахан сунул руку за спину и вытащил дробовик. Глаза у девушки округлились.
– Вы чего?!
– Главное – замри и не двигайся, – сказал Данила.
Позади Марины, из залитой солнечным светом глади канала абсолютно бесшумно поднималось… да, щупальце. Толщиной с руку человека, фиолетового оттенка и с ярко-розовыми присосками. Извиваясь, оно тянулось к Марине.
Если стрелять картечью – заденет девчонку. Данила медленно сдвинул назад цевье дробовика, поддел пальцем патрон, вытащил его и вложил в ствол другой патрон, с жаканом.
– Можно узнать, что происхо… – начала Марина, когда щупальце наконец-то коснулось ее ягодиц.
Видимо, присоски обожгли кожу – она звонко взвизгнула. Астрахан выстрелил. Тяжелая пуля двенадцатого калибра перебила щупальце пополам. Обрубок шлепнулся на бетон, а оставшаяся часть моментально втянулась под воду.
Марина визжала, крутясь на месте, как кошка в погоне за собственным хвостом. На попе у нее алели три ярких пятна.
– Замри, – приказал Данила, убирая дробовик и вытаскивая аптечку. – Повернись ко мне спиной и, гм, слегка нагнись. Надо обработать раны, – добавил он после паузы. – Или подождем, пока Геннадий сюда прибежит и начнет комментировать?
* * *
Как и прежде, двигались цепью, замыкал Шейх. Прямо в середине дубравы Чё учуял какую-то пакость, пришлось отходить. Зная, что в таком деле лучше не спешить, Шейх доверился проводникам, хотя понимал: нельзя терять ни минуты, и потому злился. Сколько еще до проклятого этого канала?
Его люди обсуждали морок.
– Признайся, Хоббит, – донесся шепот Чё, – чё тебе привиделось?
Хоббит буркнул:
– Отвали.
Вместо него ответил Хабар, Шейх научился его отличать по голосу, напоминающему скрип ржавого механизма:
– А мне – женщина! Ой, какая ж она была! Блондинка… Она, значит, сидит там, в кустах или даже лежит уже и зовет, зовет меня к себе.
– Вот бы Сектор тебя и призвал, – проворчал Хоббит.
– И мне – женщина, – признался второй Брат, причмокнул большим ртом. – Мне брюнетки нравятся. А эта как раз такая! Только странно: с одной стороны – тянет к ней, а с другой – понимаю: там чужое что-то, в кустах.
– Озабоченные, – вздохнул Чё. – А я друга видел, мы вместе Сектор топтали… три года вместе! Ближе брата мне был. Его вырвиглотки сожрали, если их поздно почуешь – уже не убежишь. А сейчас смотрю: он, и будто живой, и зовет, чтобы я помог. Аж мороз продрал. Ладно, искажения, но тут – живой покойник! И голос, главное, его, и интонации… Вот, Хоббит, скажи, это Сектор нас запоминает и показывает нам то, что мы хотим, или то у нас в мозгах?
– Не знаю. Иногда мне кажется, что Сектор живой. Он наблюдает за нами и учится, и он любит, когда к нему относятся с уважением.
– А мне думается, он – чья-то шутка. На худой конец и официальная версия пойдет: результат неудачного эксперимента. |