Ворвавшись в комнату, Лилли сделала единственный бесшумный выстрел в седую медсестру, которая была в пятнадцати футах справа – поворачивалась к длинной винтовке, прислоненной к вешалке в углу. Отзвук выстрела, сухой и металлический, как хлопок защитной двери в замкнутом пространстве смотровой комнаты. В левом бедре женщины появилась девятимиллиметровая дыра от стопятнадцатиграммовой пули.
Удар на мгновение развернул медсестру в неловком пируэте, прежде чем пробить плоть, она ударилась об пол и со стуком хлопнулась на плинтус около радиатора. Измученный хрип вырывался из ее легких, когда она сжимала раненую ногу. Но Лилли знала, так же, как и медсестра, что пуля не задела бедренную артерию и просто прошла через мышцу. Медсестра корчилась на полу, держась за ногу, одновременно пытаясь отдышаться и схватить свои вещи. Лилли не видела причин убивать эту женщину… пока. Женщина могла сама быть пленной. Кто знает? У Лилли пока не было достаточной информации. Еще более важным было то, что медсестра могла быть ценной находкой. Лилли быстро осмотрела комнату, потратив на это долю секунды. Высокий потолок, люминесцентные лампы, светящие на оштукатуренные стены и плиточный пол, кричащий ребенок в колыбели, прислоненной к загороженному окну. Распечатка «Домашних врачей» Нормана Роквелла, пленные дети в противоположном углу с полосами ткани вокруг ртов, их испуганные блестящие глаза. Никаких признаков Барбары Стерн, и никакой возможности волноваться об этом прямо сейчас – из-за отсутствия времени.
Сердце Лилли практически застряло в горле, когда она заметила Бетани, сидящую на высоком столе для осмотра больных, держа брата на руках. Маленький Лукас, кажется, почти не двигался от страха. От их вида у Лилли все сжалось внутри, на глаза навернулись слезы с причудливой смесью облегчения и убийственной ярости на монстров, которые могли схватить невинных и грубо обращаться с бесценными для современного человечества детьми. Слава Богу, они здесь, слава Богу, что они еще целы, слава Богу, слава Богу, слава Богу, слава Богу, слава Богу. Каждая молекула души Лилли хотела подойти к ним прямо сейчас, вдохнуть мыльный аромат их волос, обхватить их длинные и тонкие маленькие тела… но она не могла сделать это… она не могла пойти к ним… не сейчас.
Томми мягко закрыл дверь за собой, чтобы избежать любого нежелательного внимания, вызванного шумом, и Лилли стремительно подбежала к винтовке в углу, вышибив ее из досягаемости медсестры до того, как седоволосая женщина сумела схватить оружие. Медсестра бухнулась на спину, все еще держась за ногу, и начала кричать:
– БРАЙС! ДОКТОР! КТО-НИБУДЬ…
Ее слова были оборваны рукой Лилли, захлопнувшей рот.
– Достаточно, теперь тихо! Проклятие, успокойся, или ты меня вынудишь к…
Собственные слова Лилли прерваны внезапной и неожиданной колющей болью в руке.
Медсестра укусила Лилли в мясистую часть ладони, где достаточно трудно нанести травму, и Лилли невольно выдернула руку, позволяя той выть. Кровь брызнула на лицо Лилли, жаля глаза и мгновенно отвлекая, пока медсестра цеплялась за нее. Что-то первобытное поднялось у Лилли внутри: внезапно ее зрение сузилось, и она схватила голову медсестры за уши и ударила ее об пол.
При первом ударе – тошнотворный хруст – медсестра вздыхает. При втором ударе она начинает задыхаться и бороться, чтобы нормально вздохнуть. При третьем – у нее закатились глаза.
Лилли продолжала крушить череп женщины об пол еще по крайней мере полдюжину раз, пока медсестра не стала полностью неподвижной и кровь не начала сочиться из-под ее головы огромными пятнами – красное полотно, разворачивающееся на плитке. Лилли видела перед собой только расплывчатые остатки лица женщины, которое уже было бескровно и все еще прижималось к полу, замороженные открытые глаза, направленные в никуда. На самом деле Лилли не знала, что еще происходило в комнате в течение нескольких секунд… включая тот факт, что Томми встал между Лилли и детьми, загораживая их от происходящего ужаса. |