Только Гаврик, живущий во дворце и услаждающий Понтия Пилата беседой, — это уже не Гаврик, это уже совсем другой человек. Его, пожалуй, даже Гавриком не назовешь.
— А тебе не жалко своего домика и своей свободы? — спросил комиссар.
Гаврик как-то сразу сник, задумался. А потом сказал:
— Знаешь, есть такая история. Росли дуб и тростник. Дуб был могучий, сильный, красивый. А тростник — худенький и неказистый. И вот налетела буря. Сильный дуб начал сопротивляться ей, потому что он был очень гордый. А тростник начал кланяться вежливо, сгибался, как мог. И чем дело кончилось, понимаешь? Буря вырвала дуб с корнем, и дерево погибло. А тростник распрямился и продолжал жить. — Гаврик помолчал и спросил: — Понимаешь?
— Понимаю, — вздохнул Гард. — Мне надо идти.
— Конечно, конечно, — засуетился Гаврик. — Ты только скажи: тебе понравилось, как я тебя принял? Правда, богато? По всем традициям. Тебе понравилось?
Гарду не хотелось огорчать Гаврика, и он сказал:
— Очень.
Гаврик расплылся в улыбке.
Гаврик провел комиссара по лабиринтам дворца, открыл входную дверь, обнял:
— Иди по дороге все время прямо и выйдешь к долине Кедрона. Заблудишься — спросишь. Извини, но я не могу тебя проводить. Вдруг Пилату захочется поговорить, а меня не будет? Понимаешь?
— Понимаю, — ответил Гард и вышел в темноту.
— Если тебе будет плохо, приходи. Обязательно приходи! — крикнул ему вслед Гаврик.
Комиссар шел по брусчатой мостовой и считал.
Номенклатор — первый.
Понтий Пилат — второй.
Гаврик? Да, Гаврик — третий. Тот человек, который угощал его, конечно, не был тем Гавриком, который поймал его в капкан, пошел с ним в неизвестное, а потом скакал на шакале.
Проклятье, черт возьми, не обмануло: Гаврик, оседлавший шакала, на самом деле умер.
В этой стране мистика работала — это факт. Не надо этому удивляться, с этим придется смириться. И значит, прежде чем найти Иисуса, ему надо встретить еще одного человека. Кого угодно, с кем можно поговорить. И только после этого искать Иисуса.
И на все это у комиссара Гарда в запасе была всего лишь одна ночь.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Опять — темнота. И опять конечно же непроглядная. На этот раз она накрыла комиссара на улицах Иерусалима.
Редкие прохожие, к которым Гард хотел обратиться, шарахались и прижимались к стенам, никто не хотел с ним разговаривать.
Комиссар Гард шел быстро и целеустремленно. Со стороны могло показаться: этот человек очень хорошо знает, куда и зачем идет.
Самое странное заключалось в том, что так оно и было. Гарду казалось, что его влечет какая-то непонятная сила, и влечет, куда надо.
В который раз комиссар решил подчиниться этой силе.
«С кем же я буду разговаривать в этом пустом черном городе? — думал Гард. — До встречи с Иисусом мне непременно надо встретиться с кем-нибудь. Непременно».
Когда город кончился, люди исчезли вовсе. И звуки исчезли. Только пощелкивание цикад да шорох крыльев летучих мышей.
Гард посмотрел на небо: нет, светлеть вроде не собиралось. Значит, время еще есть.
Приближение реки он почувствовал раньше, чем ее увидел: повеяло прохладой.
На берегу реки сидел человек, неподвижный, словно камень.
Гард поначалу даже не заметил его. Человек зашевелился, и комиссар подумал: «Очень хорошо. Поговорю с ним. Потом найду Иисуса. И все. Времени хватит».
— Добрый вечер.
Человек ответил, не оборачиваясь:
— Здравствуйте.
Слава Богу, заговорил. Значит, это будет последняя, четвертая, встреча перед той, главной. |